Царь эдип. Софокл. эдип-царь Софокл краткое содержание эдип

Драматургия Древней Греции положила начало истории развития этого жанра. Все то, чем мы располагаем сейчас, зародилось в этой колыбели европейской культуры. Поэтому для осознания многих современных театральных тенденций и находок весьма полезно оглянуться назад и вспомнить, с чего начиналось драматическое искусство?

Царь города Фивы, Лай узнает от оракула, что его сын, который должен родиться, убьет его и женится на своей матери – царице Иокастре. Чтобы предотвратить это, Лай приказывает пастуху отнести новорожденного в горы на погибель, в последний момент ему становится жалко младенца и тот передает его местному пастуху, который отдает мальчика бездетному коринфийскому царю Полибу.

Через некоторое время, когда мальчик уже вырос, до него доходят слухи о том, что он приемный. Тогда он отправляется к оракулу, чтобы узнать правду, и тот ему говорит «чей бы ты ни был сын, тебе суждено убить своего отца и жениться на собственной матери». Тогда он в ужасе решает не возвращаться в Коринф и уходит прочь. На перекрестке он встретил колесницу, в которой сидел старик и подгонял лошадей хлыстом. Герой не вовремя посторонился и тот сверху ударил его, за что Эдип ударил старика посохом, и он замертво упал на землю.

Эдип дошел до города Фивы, у которого сидел Сфинкс и загадывал всем проходящим мимо загадку, кто не отгадывал — был убит. Эдип с легкостью отгадал загадку и спас Фивы от Сфинкса. Фиванцы сделали его королем и женили на царице Иокастре.

Через некоторое время на город обрушилась чума. Оракул предсказывает, что спасти город можно, найдя убийцу царя Лая. Эдип в итоге находит убийцу, то есть себя самого. В финале трагедии его мать вешается, а сам герой выкалывает себе глаза.

Жанр произведения

Произведение Софокла «Царь Эдип» относится к жанру античной трагедии. Трагедия характеризуется личным конфликтом, вследствие которого главный герой приходит к потере личных ценностей, необходимых для жизни. Неотъемлемая ее часть – катарсис. Когда читатель пропускает страдания персонажей через себя, это вызывает у него эмоции, возвышающие его над обыденным миром.

В античной трагедии часто показывается контраст счастья и несчастья. Счастливая жизнь наполняется преступлениями, расплатами и наказаниями, таким образом, переходя в несчастную.

Особенность трагедий Софокла в том, что не только главного героя постигают жестокие участи, но и судьбы всех причастных к нему становятся трагичными.

Главной темой античной драматургии является злой рок. И трагедия «Царь Эдип» — ярчайший пример. Судьба господствует над человеком, он лишен свободы воли. Но в трагедии Софокла, герой пытается изменить предначертанное, он не хочет смиряться с предопределением. У него есть своя собственная позиция, но в этом и заключается вся трагедия: бунт против системы жестоко подавляется, ведь он тоже заранее спланирован. Рок, который бунтарь ставит под сомнение, разыгрывает с ним злую шутку, заставив его усомниться в том, что его заставили. Эдип уходит не из родного дома, а из дома приемных родителей. Его уход равносилен бегству от собственной судьбы, которая находит его и на этой траектории. И когда он ослепляет себя, то таким образом тоже выступает против рока, но и этот выпад предсказывается Оракулом.

Злой рок героя: почему Эдипу не повезло?

Царь города Фивы Лай украл и надругался над учеником оракула, который передавал ему знания о мире. Вследствие своего поступка он узнает пророчество, в котором говорится, что он погибнет от руки собственного сына, а его жена выйдет за него замуж. Он принимает решение убить ребенка. Напоминает миф о боге Кроносе, который опасался, что дети могут убить его – и пожирал их, чтобы этого не случилось. Однако Лаю не хватило божественной воли: он не сумел съесть наследника. Так распорядилась судьба, чтобы наказать обидчика предсказателя. Поэтому вся жизнь Эдипа – пример того, как остроумно пошутил злой рок.

Младенец попадает в руки бездетному царю. Бездетность считалась волей богов, и если детей нет, то это наказание и так надо. Получается, сановник страдал бесплодием лишь потому, что должен был приютить игрушку судьбы.

Эдип встречает Сфинкса. Сфинкс появилась задолго до Кроноса. Все божества, существовавшие до Кроноса, соединяют в себе черты разных животных и человека. Она истребляет город, постоянно пожирая горожан за недостаток эрудиции. И когда Эдип разгадывает ее загадку – она погибает, как и было предначертано, а герой уже приписал это на свой счет.

Начало чумы в Фивах – тоже является божественной карой за то, что, по сути, соорудил злой рок, разгулявшись в мире людей.

Никто не страдает понапрасну. Каждому воздается по его поступкам или же по поступкам его предков. Но никто не может миновать своего жребия, бунтовщиков сурово карает десница судьбы. Самое интересное, что это восстание – плод фантазий самих богов. Злой рок изначально управляет тем, кто думает, что обманывает его. Эдип не виноват в своей непокорности, просто на его примере людям решили преподать урок послушания: не перечьте воле вышестоящих, они мудрее и сильнее вас.

Образ Эдипа: характеристика героя

В трагедии Софокла главным героем является правитель Фив – царь Эдип. Он проникается проблемами каждого жителя своего города, искренне переживает за их судьбы и старается во всем им помочь. Он однажды спас город от Сфинкса, и когда граждане страдают от навалившейся на них чумы, народ снова просит спасения у мудрого правителя.

В произведении судьба его оказывается невероятно трагичной, но, несмотря на это, его образ не представляется жалким, а напротив, величественным и монументальным.

Всю жизнь он поступал по морали. Ушел из родного дома, отправившись неизвестно куда, чтобы не исполнять предначертанное злодейство. И в финале он утверждает свое достоинство самонаказанием. Эдип поступает невероятно смело, наказывая себя за преступления, которые совершил неосознанно. Его кара жестока, но символична. Он выкалывает брошью свои глаза и отправляет себя в изгнание, чтобы не находиться рядом с теми, кого он осквернил своими поступками.

Таким образом, герой Софокла – человек соответствующий нравственным законам, стремящийся поступить по морали. Царь, признающий собственные ошибки и готовый нести за них наказание. Его ослепление – метафора автора. Так он хотел показать, что персонаж является слепой игрушкой в руках судьбы, и каждый из нас так же слеп, даже если почитает себя зрячим. Мы не видим будущего, не способны узнать свою судьбу и вмешаться в нее, поэтому все наши действия – жалкие метания слепца, не более. Такова философия того времени.

Однако когда герой слепнет физически, он прозревает духовно. Ему уже нечего терять, все самое страшное произошло, и судьба преподала ему урок: пытаясь узреть незримое, можно и вовсе потерять зрение. После таких испытаний Эдип освобождается от властолюбия, самонадеянности, богоборческих устремлений и уходит из города, жертвуя всем во благо горожан, пытаясь спасти их от чумы. В изгнании его добродетель лишь укрепилась, а мировоззрение обогатилось: теперь он лишен иллюзий, миража, который создавало услужливое зрение под влиянием ослепительных лучей власти. Изгнание в данном случае – путь к свободе, предоставленный судьбой в качестве компенсации за то, что Эдип покрыл долг своего отца.

Человек в трагедии «Царь Эдип»

Автор пишет свое произведение, основой которому послужил миф о Царе Эдипе. Но он пронизывает его тончайшей психологией, и смысл пьесы заключается даже не в роке, а в противостоянии человека судьбе, в самой попытке бунта, обреченной на поражение, но от этого не менее героической. Это настоящая драма, наполненная внутренними конфликтами и конфликтами между людьми. Софокл показывает глубокие чувства персонажей, в его творении ощущается психологизм.

Софокл не строил свое произведение только по мифу об Эдипе, чтобы основной темой не стала исключительно роковая невезучесть главного героя. Вместе с ней он ставит на первый план проблемы общественно-политического характера и внутренние переживания человека. Таким образом, обращая мифологический сюжет в глубокую социальную и философскую драму.

Главной идеей в трагедии Софокла является то, что человек при любых обстоятельствах должен сам отвечать за содеянное. Царь Эдип, после того как узнает правду, не ждет наказания свыше, а сам наказывает себя. Кроме того, автор учит читателя, что любая попытка отклониться от намеченного свыше курса – мираж. Людям не дано свободы воли, за них уже все продумано.

Эдип не колеблется и не сомневается перед принятием решений, поступает сразу и четко по морали. Однако эта принципиальность – тоже дар судьбы, которая уже все рассчитала. Ее не обмануть и не обойти. Можно сказать, что она наградила героя добродетельными качествами. В этом и проявляется некая справедливость рока по отношению к людям.

Душевное равновесие человека в трагедии Софокла полностью соответствует жанру, в котором исполнено произведение: оно колеблется на острие конфликта и, в конце концов, рушится.

Эдип и Прометей Эсхила – что общего?

Трагедия Эсхила «Прометей прикованный» повествует о титане, который украл с Олимпа огонь и принёс его людям, за что Зевс наказывает его, приковав к горной скале.

Взойдя на Олимп, Боги боялись быть свергнутыми (как в своё время они свергли титанов), а Прометей является мудрым провидцем. И когда он сказал, что Зевса свергнет его сын, слуги повелителя Олимпа начали угрожать ему, выпытывая тайну, а Прометей гордо молчал. Кроме того, он украл огонь и дал его людям, вооружив их. То есть, пророчество получило наглядное воплощение. За это главный из богов приковывает его к скале на востоке земли и насылает орла выклёвывать его печень.

Прометей, так же как и Эдип, зная судьбу, идёт наперекор ей, он также горд и имеет свою позицию. Им обоим не суждено ее преодолеть, однако сам бунт выглядит смело и внушительно. Также оба героя жертвуют собой ради людей: Прометей крадет огонь, зная об ожидающей его за это каре, а Эсхил выкалывает себе глаза и уходит в изгнание, бросая власть и богатства ради своего города.

Судьба героев Эсхила и Софокла одинаково трагична. Однако Прометей знает свою судьбу и идет к ней навстречу, а Эсхил, напротив, пытается убежать от нее, но в финале осознает тщетность попыток и принимает свой крест, сохраняя достоинство.

Структура и композиция трагедии

Композиционно трагедия состоит из нескольких частей. Открывается произведение прологов – на город обрушивается мор, гибнут люди, скот, посевы. Аполлон приказывает найти убийцу предыдущего царя, и действующий царь Эдип клянется найти его во что бы то ни стало. Пророк Тиресий отказывается говорить имя убийцы, и когда Эдип обвиняет во всем его, то оракул вынужден открыть истину. В этот момент чувствуется напряжение и гнев правителя.

Во втором эпизоде напряжение не снижается. Следует диалог с Креонтом, который возмущен: «Нам честного лишь время обнаружит. Довольно дня, чтоб подлого узнать».

Приход Иокастры и рассказ об убийстве царя Лая от руки неизвестного, вносят смятение в душу Эдипа.

В свою очередь он сам рассказывает свою историю до его прихода к власти. Он не забыл об убийстве на перекрестке и сейчас вспоминает это с еще большей тревогой. Тут же герой узнает, что он не является родным сыном коринфийского царя.

Высшей точки напряжение достигает с приходом пастуха, который говорит о том, что он не убивал младенца, и тогда все становится ясно.

Композицию трагедии заключают три больших монолога Эдипа, в которых нет того прежнего человека, считавшего себя спасителем города, он предстает несчастным человеком, искупающим свою вину тяжелыми страданиями. Внутренне он перерождается и становится мудрее.

Проблематика пьесы

1. Основной проблемой трагедии является проблема судьбы и свободы человеческого выбора. Жителей древней Греции очень тревожила тема рока, так как они считали, что свободы у них нет, они являются игрушками в руках богов, их судьба предопределена. И срок их жизни зависел от Мойр, которые определяют, отмеряют и отрезают нить жизни. Софокл же вносит полемику в свое произведение: наделяет главного героя гордостью и несогласием со своей судьбой. Эсхил не собирается смиренно ожидать удары судьбы, он борется с ней.
2. Также в пьесе затронуты социально-политические проблемы. Отличие Эдипа от его отца Лая в том, что он – справедливый правитель, который, не задумываясь, приносит в жертву свою любовь, дом и себя самого ради счастья граждан. Однако хороший царь неизменно несет на себе ярмо, унаследованное от плохого, принявшее в античной трагедии форму проклятья. Последствия от бездумного и жестокого правления Лая его сыну удалось перебороть только ценой собственной жертвы. Такова цена равновесия.
3. Горе обрушивается на Эдипа с момента, как ему открывается правда. И тогда автор говорит о проблеме философского характера — проблеме неведения. Автор противопоставляет знание богов незнанию простого человека.
4. Действия трагедии разворачиваются в обществе, в котором убийство кровных родственников и инцест сопровождаются жесточайшей карой и сулят бедствие не только тому, кто совершил это, но и городу в целом. Так что, деяния Эдипа, несмотря на фактическую безвинность, не могли оставаться безнаказанными и поэтому город страдает от мора. Проблема справедливости в этом случае стоит довольно остро: почему за деяния одного страдают все?
5. Несмотря на всю трагичность жизни Эдипа, в конце он наделяется духовной свободой, которую он обретает, проявляя мужество против ударов судьбы. Поэтому ощущается проблема оценки жизненного опыта: стоит ли свобода таких жертв? Автор полагал, что ответ положительный.

Интересно? Сохрани у себя на стенке!

Пассивная покорность перед грядущим чужда героям Софокла, которые сами хотят быть творцами своей судьбы, и полны силы и решимости отстаивать свое право. Все древние критики, начиная с Аристотеля , называли трагедию «Царь Эдип» вершиной трагического мастерства Софокла. Время ее постановки неизвестно, примерно оно определяется 428 – 425 гг. до Р. Х. В отличие от предыдущих драм, композиционно близких к диптиху, эта трагедия едина и замкнута сама в себе. Все ее действие сосредоточено вокруг главного героя, который определяет каждую отдельную сцену, являясь ее центром. Но, с другой стороны, в «Царе Эдипе» отсутствуют случайные и эпизодические персонажи. Даже раб царя Лая, некогда по его приказанию унесший из его дома новорожденного младенца, впоследствии сопровождает Лая в его последней роковой поездке; а пастух, тогда же пожалевший ребенка, выпросивший и унесший его с собой, теперь прибывает в Фивы послом от коринфян, чтобы уговорить Эдипа воцариться в Коринфе.

Мифы древней Греции. Эдип. Тот, что пытался постичь тайну

Сюжет своей трагедии Софокл взял из фиванского цикла мифов, очень популярного среди афинских драматургов; но у него образ основного героя, Эдипа , отодвинул на задний план всю роковую историю несчастий рода Лабдакидов. Обычно трагедию «Царь Эдип» относят к аналитическим драмам, так как все действие ее построено на анализе событий, связанных с прошлым героя и имеющих непосредственное отношение к его настоящему и будущему.

Действие этой трагедии Софокла открывается прологом, в котором процессия фиванских граждан направляется ко дворцу царя Эдипа с мольбой о помощи и защите. Пришедшие твердо уверены, что лишь Эдип может спасти город от свирепствующей в нем моровой язвы. Эдип успокаивает их и говорит, что уже послал своего шурина Креонта в Дельфы , чтобы узнать от бога Аполлона о причине эпидемии. Появляется Креонт с оракулом (ответом) бога: Аполлон разгневан на фиванцев за то, что они укрывают у себя ненаказанного убийцу прежнего царя Лая. Перед собравшимися царь Эдип клянется разыскать преступника, «кто б ни был тот убийца». Под угрозой тяжелейшего наказания он приказывает всем гражданам:

Под кров свой не вводить его и с ним
Не говорить. К молениям и жертвам
Не допускать его, ни к омовеньям, –
Но гнать его из дома, ибо он –
Виновник скверны, поразившей город.

Афинские зрители, современники Софокла, с детства знали историю царя Эдипа и относились к ней как к исторической реальности. Им хорошо было известно имя убийцы Лая, и поэтому выступление Эдипа в роли мстителя за убитого приобретало для них глубокий смысл. Они понимали, следя за развитием действия трагедии, что иначе не мог действовать царь, в руках которого судьба всей страны, всего безгранично преданного ему народа. И страшным самопроклятием звучали слова Эдипа:

И вот теперь я – и поборник бога,
И мститель за умершего царя.
Я проклинаю тайного убийцу...

Царь Эдип призывает прорицателя Тиресия , которого хор называет вторым после Аполлона провидцем будущего. Старик жалеет Эдипа и не хочет назвать имя преступника. Но когда разгневанный царь бросает ему в лицо обвинение в пособничестве убийце, Тиресий, также вне себя от гнева, заявляет: «Страны безбожный осквернитель – ты!». Эдип, а вслед за ним хор, не может поверить в истину прорицания.

У царя возникает новое предположение. Софокл повествует: после того, как фиванцы лишились своего царя, убитого где-то во время паломничества, законным преемником его должен был сделаться брат овдовевшей царицы – Креонт. Но тут пришел неизвестный никому Эдип, решил загадку Сфинкса и спас Фивы от кровожадного чудовища. Благодарные фиванцы предложили своему спасителю руку царицы и провозгласили его царем. Не затаил ли Креонт обиду, не решил ли он воспользоваться оракулом, чтобы свергнуть Эдипа и занять престол, избрав орудием своих действий Тиресия?

Эдип обвиняет Креонта в измене, грозя ему смертью или пожизненным изгнанием. А тот, чувствуя себя невинно заподозренным, готов броситься с оружием на Эдипа. Хор в страхе не знает, что делать. Тогда появляется жена царя Эдипа и сестра Креонта, царица Иокаста. Зрители знали о ней только как об участнице кровосмесительного союза. Но Софокл изобразил ее волевой женщиной, авторитет которой в доме признавали все, включая брата и мужа. Оба ищут в ней поддержки, а она спешит примирить ссорящихся и, узнав о причине ссоры, высмеивает веру в предсказания. Желая подкрепить свои слова убедительными примерами, Иокаста рассказывает, что бесплодная вера в них исковеркала ее молодость, отняла у нее первенца, а ее первый муж, Лай, вместо предсказанной ему смерти от руки сына, стал жертвой разбойничьего нападения.

Рассказ Иокасты, рассчитанный на то, чтобы успокоить царя Эдипа, в действительности вызывает у него тревогу. Эдип вспоминает, что оракул, предсказавший ему отцеубийство и брак с матерью, заставил его много лет тому назад покинуть родителей и Коринф и отправиться странствовать. А обстоятельства гибели Лая в рассказе Иокасты напоминают ему одно неприятное приключение времени его странствий: на перекрестке дорог он убил случайно возницу и какого-то старика, по описанию Иокасты похожего на Лая. Если убитый действительно был Лаем, то он, царь Эдип, проклявший самого себя, и есть его убийца, поэтому он должен бежать из Фив, но кто примет его, изгнанника, если даже на родину он не может вернуться без риска сделаться отцеубийцей и мужем матери.

Разрешить сомнения может лишь один человек, старый раб, который сопровождал Лая и бегством спасся от смерти. Эдип велит привести старика, но тот уже давно покинул город. Пока гонцы разыскивают этого единственного свидетеля, в трагедии Софокла появляется новый персонаж, который называет себя вестником из Коринфа, прибывшим с известием о смерти коринфского царя и об избрании Эдипа его преемником. Но Эдип боится принять коринфский престол. Его пугает вторая часть оракула, в которой предсказывается брак с матерью. Вестник наивно и от всего сердца спешит разубедить Эдипа и открывает ему тайну его происхождения. Коринфская царственная чета усыновила младенца, которого он, в прошлом пастух, нашел в горах и принес в Коринф. Приметой ребенка были проколотые и связанные ножки, из-за чего он получил имя Эдипа, т. е. «пухлоногого».

Эту сцену «узнавания» Аристотель считал вершиной трагического мастерства Софокла и кульминацией всей трагедии, причем особо выделил художественный прием, называемый им перипетией, благодаря которому осуществляется кульминация и подготовляется развязка . Смысл происшедшего первая понимает Иокаста и во имя спасения Эдипа делает последнюю тщетную попытку удержать его от дальнейших расследований:

Коль жизнь тебе мила, молю богами,
Не спрашивай... Моей довольно муки.

Софокл наделил громадной внутренней силой эту женщину, которая готова одна до конца дней своих нести бремя страшной тайны. Но царь Эдип уже не слушает ее просьб и молений, он поглощен одним желанием раскрыть тайну, какой бы она ни была. Он еще бесконечно далек от истины и не замечает странных слов жены и ее неожиданного ухода; а хор, поддерживая его в неведении, славит родные Фивы и бога Аполлона. С приходом старого слуги выясняется, что тот действительно был свидетелем гибели Лая, но, кроме того, он же, получив некогда от Лая приказание умертвить ребенка, не решился это сделать и передал его какому-то коринфскому пастуху, которого теперь, к своему смущению, он узнает в стоящем перед ним вестнике из Коринфа.

Итак, Софокл показывает, что все тайное становится явным. На орхестре появляется глашатай, пришедший возвестить хору о самоубийстве Иокасты и о страшном поступке Эдипа, вонзившего себе в глаза золотые булавки с одеяния Иокасты. С последними словами рассказчика появляется сам царь Эдип, ослепший, залитый собственной кровью. Он сам осуществил проклятие, которым в неведении заклеймил преступника. С трогательной нежностью прощается он с детьми, поручая их заботам Креонта. А хор, подавленный происшедшим, повторяет древнее изречение:

И назвать счастливым можно, без сомненья, лишь того,
Кто достиг пределов жизни, в ней несчастий не познав.

Противниками царя Эдипа, борьбе с которыми отданы его огромная воля и безмерный ум, оказываются боги , чья власть не определяется человеческой мерой.

Для многих исследователей эта власть богов представлялась в трагедии Софокла настолько подавляющей, что заслоняла собой все остальное. Поэтому, основываясь на ней, трагедию часто определяли как трагедию рока, перенося даже это спорное объяснение и на всю греческую трагедию в целом. Другие стремились установить степень моральной ответственности царя Эдипа, говоря о преступлении и неизбежном наказании, не замечая расхождения между первым и вторым даже в пределах современных Софоклу представлений. Интересно, что, по Софоклу, Эдип не жертва, пассивно ожидающая и принимающая удары судьбы, а энергичный и деятельный человек, который борется во имя разума и справедливости. В этой борьбе, в своем противостоянии страстям и страданиям, он выходит победителем, сам назначая себе кару, сам осуществляя наказание и преодолевая в этом свои страдания. У младшего современника Софокла Еврипида в финале односюжетной трагедии Креонт приказывал слугам ослепить Эдипа и выгонял его за пределы страны.

Дочь Эдипа, Антигона, выводит слепого отца из Фив. Картина Жалабера, 1842

Противоречие между субъективно неограниченными возможностями человеческого разума и объективно ограниченными пределами деятельности человека, отраженное в «Царе Эдипе», – одно из характерных противоречий софокловского времени. В образах богов, противостоящих человеку, Софокл воплотил все то, что не находило объяснения в окружающем мире, законы которого были еще почти не познаны человеком. Сам поэт еще не усомнился в благостности миропорядка и в незыблемости мировой гармонии. Вопреки всему Софокл оптимистически утверждает право человека на счастье, считая, что несчастья никогда не сокрушают того, кто умеет противостоять им.

Софокл еще далек от искусства индивидуальных характеристик современной драматургии. Его героические образы статичны и не являются характерами в нашем смысле, так как герои остаются неизменными во всех жизненных превратностях. Однако они велики в своей целостности, в свободе от всего случайного. Первое место среди замечательных образов Софокла по праву принадлежит царю Эдипу, ставшему одним из величайших героев мировой драматургии.

«Перипетия... есть перемена событий к противоположному... Так, в «Эдипе» вестник, пришедший, чтобы обрадовать Эдипа и освободить его от страха перед матерью, объявив ему, кто он был, достиг противоположного...» (Аристотель. Поэтика, гл. 9, 1452 а).

Это трагедия о роке и свободе: не в том свобода человека, чтобы делать то, что он хочет, а в том, чтобы принимать на себя ответственность даже за то, чего не хотел. В городе Фивы правил царь Лаий и царица Иокаста. От Дельфийского оракула царь Лаий получил страшное предсказание: «Если ты родишь сына, то погибнешь от его руки». Поэтому, когда у него родился сын, он отнял его у матери, отдал пастуху и велел отнести на горные пастбища Киферона, а там бросить на съедение хищным зверям. Пастуху стало жалко младенца. На Кифероне он встретил пастуха со стадом из соседнего царства - Коринфского и отдал младенца ему, не сказавши, кто это такой. Тот отнес младенца к своему царю. У коринфского царя не было детей; он усыновил младенца и воспитал как своего наследника. Назвали мальчика Эдип.

Эдип вырос сильным и умным. Он считал себя сыном коринфского царя, но до него стали доходить слухи, будто он приемыш. Он пошел к Дельфийскому оракулу спросить, чей он сын; Оракул ответил: «Чей бы ты ни был, тебе суждено убить родного отца и жениться на родной матери». Эдип был в ужасе. Он решил не возвращаться в Коринф и пошел куда глаза глядят. На распутье он встретил колесницу, на ней ехал старик с гордой осанкой, вокруг - несколько слуг. Эдип не вовремя посторонился, старик сверху ударил его стрекалом, Эдип в ответ ударил его посохом, старик упал мертвый, началась драка, слуги были перебиты, только один убежал. Такие дорожные случаи были не редкостью; Эдип пошел дальше.

Он дошел до города Фивы. Там было смятение: на скале перед городом поселилось чудовище Сфинкс, женщина с львиным телом, она задавала прохожим загадки, и кто не мог отгадать, тех растерзывала. Царь Лаий поехал искать помощи у оракула, но в дороге был кем-то убит. Эдипу Сфинкс загадала загадку: «Кто ходит утром на четырех, днем на двух, а вечером на трех?» Эдип ответил: «Это человек: младенец на четвереньках, взрослый на своих двоих и старик с посохом». Побежденная верным ответом, Сфинкс бросилась со скалы в пропасть; Фивы были освобождены. Народ, ликуя, объявил мудрого Эдипа царем и дал в жены Лаиеву вдову Иокасту, а в помощники - брата Иокасты, Креонта.

Прошло много лет, и вдруг на Фивы обрушилось божье наказание: от моровой болезни гибли люди, падал скот, сохли хлеба. Народ обращается к Эдипу: «Ты мудр, ты спас нас однажды, спаси и теперь». Этой мольбой начинается действие трагедии Софокла: народ стоит перед дворцом, к нему выходит Эдип. «Я уже послал Креонта спросить совета у оракула, и вот он уже спешит обратно с вестью». Оракул сказал: «Это божья кара - за убийство Лаия; найдите и накажите убийцу!» - «А почему его не искали до сих пор?» - «Все думали о Сфинкс, а не о нем». - «Хорошо, теперь об этом подумаю я». Хор поет молитву богам: отвратите ваш гнев от Фив, пощадите гибнущих!

Эдип объявляет свой царский указ: найти убийцу Лаия, отлучить его от огня и воды, от молений и жертв, изгнать его на чужбину, и да падет на него проклятие богов! Он не знает, что этим проклинает самого себя, но сейчас ему об этом скажут. В Фивахживет слепой старец, прорицатель Тиресий: не укажет ли он, кто убийца? «Не заставляй меня говорить, - просит Тиресий,- не к добру это будет!» Эдип гневается: «Уж не сам ли ты замешан в этом убийстве?» Тиресий вспыхивает: «Нет, коли так: убийца - ты, себя и казни!» - «Уж не Креонт ли рвется к власти, уж не он ли тебя подговорил?» - «Не Креонту я служу и не тебе, а вещему богу; я слеп, ты зряч, но не видишь, в каком живешь грехе и кто твои отец и мать». - «Что это значит?» - «Разгадывай сам: ты на это мастер». И Тиресий уходит. Хор поет испуганную песню: кто злодей? Кто убийца? Неужели Эдип? Нет, нельзя этому поверить!

Входит взволнованный Креонт: неужели Эдип подозревает его в измене? «Да», - говорит Эдип. «Зачем мне твое царство? Царь - невольник собственной власти; лучше быть царским помощником, как я». Они осыпают друг друга жестокими упреками. На их голоса из дворца выходит царица Иокаста - сестра Креонта, жена Эдипа. «Он хочет изгнать меня лживыми пророчествами», - говорит ей Эдип. «Не верь, - отвечает Иокаста, - все пророчества лживы: вот Лаию было предсказано погибнуть от сына, но сын наш младенцем погиб на Кифероне, а Лаия убил на распутье неведомый путник».- «На распутье? Где? Когда? Каков был Лаий с виду?» - «По пути в Дельфы, незадолго до твоего к нам прихода, а видом он сед, прям и, пожалуй, на тебя похож». - «О ужас! И у меня была такая встреча; не я ли был тот путник? Остался ли свидетель?» - «Да, один спасся; это старый пастух, за ним уже послано». Эдип в волнении; хор поет встревоженную песню: «Ненадежно людское величие; боги, спасите нас от гордыни!»

И тут в действии происходит поворот. На сцене появляется неожиданный человек: вестник из соседнего Коринфа. Умер коринфский царь, и коринфяне зовут Эдипа принять царство. Эдип омрачается: «Да, лживы все пророчества! Было мне предсказано убить отца, но вот - он умер своею смертью. Но еще мне было предсказано жениться на матери; и пока жива царица-мать, нет мне пути в Коринф». «Если только это тебя удерживает, - говорит вестник, - успокойся: ты им не родной сын, а приемный, я сам принес им тебя младенцем с Киферона, а мне тебя там отдал какой-то пастух». «Жена! - обращается Эдип к Иокасте. - Не тот ли это пастух, который был при Лаие? Скорее! Чей я сын на самом деле, я хочу это знать!» Иокаста уже все поняла. «Не дознавайся, - молит она, - тебе же будет хуже!» Эдип ее не слышит, она уходит во дворец, мы ее уже не видим. Хор поёт песню: может быть, Эдип - сын какого-нибудь бога или нимфы, рожденный на Кифероне и подброшенный людям? Так ведь бывало!

Но нет. Приводят старого пастуха. «Вот тот, кого ты мне передал во младенчестве», - говорит ему коринфский вестник. «Вот тот, кто на моих глазах убил Лаия», - думает пастух. Он сопротивляется, он не хочет говорить, но Эдип неумолим. «Чей был ребенок?» - спрашивает он. «Царя Лаия, - отвечает пастух. - И если это вправду ты, то на горе ты родился и на горе мы спасли тебя!» Теперь наконец все понял и Эдип. «Проклято мое рождение, проклят мой грех, проклят мой брак!» - восклицает он и бросается во дворец. Хор опять поет: «Ненадежно людское величие! Нет на свете счастливых! Был Эдип мудр; был Эдип царь; а кто он теперь? Отцеубийца и кровосмеситель!»

Из дворца выбегает вестник. За невольный грех - добровольная казнь: царица Иокаста, мать и жена Эдипа, повесилась, а Эдип в отчаянии, обхватив ее труп, сорвал с нее золотую застежку и вонзил иглу себе в глаз, чтоб не видели они чудовищных его дел. Дворец распахивается, хор видит Эдипа с окровавленным лицом. «Как ты решился?..» - «Судьба решила!» - «Кто тебе внушил?..» - «Я сам себе судья!» Убийце Лаия - изгнание, осквернителю матери - ослепление; «о Киферон, о смертное распутье, о двубрачное ложе!». Верный Креонт, забыв обиду, просит Эдипа остаться во дворце: «Лишь ближний вправе видеть муки ближних». Эдип молит отпустить его в изгнание и прощается с детьми: «Я вас не вижу, но о вас плачу…» Хор поет последние слова трагедии: «О сограждане фиванцы! Вот смотрите: вот Эдип! Он, загадок разрешитель, он могущественный царь, Тот, на чей удел, бывало, всякий с завистью глядел!.. Значит, каждый должен помнить о последнем нашем дне, И назвать счастливым можно человека лишь того, Кто до самой до кончины не изведал в жизни бед».

Трагедия «Царь Эдип» Софокла является прекрасным образцом древнегреческой драматургии, сохранившейся до наших дней. Представляет большую культурную ценность, поскольку признана одной из наиболее совершенных трагедий античности.

Главные герои

Эдип – царь Фив, мудрый и справедливый правитель

Иокаста – супруга и мать Эдипа, сильная духом, мудрая женщина, которой суждено было пережить немало невзгод.

Креонт – брат Иокасты, благородный мужчина, который превыше всего ценит дружбу и честь.

Другие персонажи

Тиресий – слепой старик, предсказатель.

Вестник – гонец из Коринфа, раскрывший тайну рождения Эдипа.

Пастух – слуга царя Лая, которому было поручено умертвить младенца.

Пролог

Жители Фив, во главе со жрецом, обращаются за помощью к своему правителю – царю Эдипу. Они в страшном смятении, поскольку « смертельный мор – постиг и мучит город »: гибнет урожай, чахнет скот, умирают не рожденные младенцы в утробах матерей. Фивяне не сомневаются, что только Эдип сможет спасти их город от страшной беды, и молят его о защите.

Царь успокаивает своих подданных и говорит, что уже послал своего шурина Креонта к оракулу, чтобы тот узнал у бога Аполлона о причине обрушившейся эпидемии.

Возвращается Креонт и сообщает то, что ему поведал оракул: бог Аполлон разгневан на жителей Фив за то, что « град отягощен убийством », а они скрывают преступника – убийцу прежнего царя Лая. Узнав об этом, Эдип принимает решение « мстить за родину и бога », и возвратить своим подданным былое благоденствие.

Эписодий первый

Эдип созывает всех граждан и ведет перед ними речь. Он объясняет им, кто « виновник скверны, поразившей город », и призывает выдать убийцу или же самому ему признаться. Перед своим народом царь дает клятву, что непременно отыщет и по всей строгости покарает убийцу Лая.

Но как узнать, где скрывается преступник? Эдип обращается за помощью к старцу Тиресию, прорицателю, который « столь же прозорлив, как Аполлон державный ». Слепой старик отказывается помогать Эдипу и не называет имени цареубийцы. Когда же разгневанный правитель обвиняет его в пособничестве преступнику, Тиресий, не выдержав оскорбления, бросает царю в лицо: « Страны безбожный осквернитель – ты!».

Услышав эти слова, Эдип грозится наказать наглого насмешника, но, успокоившись, пытается узнать у прорицателя, что он имеет ввиду, ведь царь прямого отношения к убийству своего предшественника не имеет. Тиресий дает понять, что проблема скрыта в происхождении Эдипа, но умалчивает о подробностях.

Эписодий второй

Эдип уверен, что преступником является Креонт, и он намеревается убить его или изгнать из Фив. После убийства Лая по закону он должен был занять его престол, однако это сделал Эдип, решивший загадку Сфинкса и освободивший город от чудовища. Возможно ли, что Креонт затаил обиду на своего соперника и сделал Тиресия орудием своих действий?

Узнав о том, что Эдип подозревает его в преступлении, Креонт объясняет, что никогда не стремился стать царем, и предпочитал « всегда лишь долю власти ». Однако Эдип не верит ему, и собирается наказать изменника.

В их спор вмешивается супруга Эдипа и родная сестра Креонта – царица Иокаста. Узнав о причине конфликта между мужем и братом, она пытается успокоить Эдипа и призывает не брать на веру предсказания. Иокаста рассказывает, что в молодости сама стала жертвой прорицания, согласно которому ее муж Лай должен быть погибнуть от руки их первенца. Царь приказал проколоть ноги их новорожденному сыну и оставить его на высокой скале, а между тем пал « от разбойников безвестных ».

Однако рассказ Иокасты вместо успокоения еще больше тревожит Эдипа. Он вспоминает свои юные годы, когда от оракула он узнал, что судьбой ему суждено « с матерью сойтись », родить детей и « стать отца родимого убийцей ». В страхе покинул Эдип родителей и отправился странствовать по свету. Так случилось, что помимо воли ему пришлось убить возницу и старика, по описанию очень похожего на царя Лая. И если убитый им старец действительно был царем Фив, то Эдип вынужден немедленно покинуть город.

Разрешить сомнения царя может лишь старый раб, который при нападении « спасся и бежал ».

Эписодий третий

К Иокасте приходит вестник из Коринфа и сообщает о том, что коринфяне желают видеть своим царем Эдипа. Однако тот боится взойти на престол, поскольку хорошо помнит предсказания оракула. И если его отец, правитель Коринфа, пал не от его руки, то еще не разрешилась участь второй части предсказания, в которой Эдипу суждено разделить ложе с собственной матерью.

Вестник пытается понять причины сомнений Эдипа и, когда узнает о предсказании, спешит обрадовать царя. Выясняется, что царская супружеская чета из Коринфа много лет назад усыновила младенца, которого на высокой скале нашел пастух. Приметой мальчика были « проколотые ноги ».

Услышав это, Иокаста пытается остановить Эдипа от дальнейшего расследования. Женщина готова до конца дней нести тяжкое бремя страшной тайны, однако царь непременно хочет узнать все подробности своего рождения.

Эписодий четвертый

Эдип вызывает старого пастуха, которому в свое время царь Лай поручил умертвить собственного сына. Пастух боится сказать правду повелителю, поскольку ему « весь ужас высказать придется ».

Раскрытая тайна рождения Эдипа приводит к помешательству Иокасты, которая кончает жизнь самоубийством. Ослепленный горем Эдип вонзает острие булавки в глазницы матери, которой суждено было стать и его женой. Невозможно передать страдания царя – « зрелище такое разжалобить способно и врага ». Залитый кровью, ослепший Эдип прощается с детьми, которых он поручает заботам Креонта, а сам покидает Фивы.

Заключение

В своей пьесе Софокл в полной мере раскрывает проблему судьбы, рока и осознанного человеческого выбора. Автор уверен, что при любых обстоятельствах человек должен сам отвечать за все совершенные поступки.

После прочтения краткого пересказа «Царя Эдипа» рекомендуем ознакомиться с полным вариантом произведения.

Тест по пьесе

Проверьте запоминание краткого содержания тестом:

Рейтинг пересказа

Средняя оценка: 4.2 . Всего получено оценок: 90.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА: Эдип. Жрец. Креон. Хор старцев фиванских. Тиресий. Иокаста. Вестник. Пастух. Слуга. Место действия: перед царским дворцом в Фивах. Эдип О дети, Кадма древнего питомцы, Зачем вы так стоите предо мной, Унылые, молящие — с ветвями? Весь город полон дымом фимиама, Повсюду вопль и похоронный плач. Я к вам иду, возлюбленные дети! Хочу про все узнать из ваших уст,— Я тот, кого зовут Эдипом славным. Скажи мне, старец,— говорить пристойно Тебе за всех,— скажи, зачем пришел Сюда народ? Боится, иль желает Чего-нибудь? На помощь к вам спешу: Имел бы я безжалостное сердце, Когда б не внял такой мольбе! Жрец Эдип, О, царь моей отчизны,— видишь,— все мы Сидим, обняв подножье алтарей. Вот — слабое дитя, вот — старый жрец, Под тяжестью годов согбенный, отрок Во цвете юности, и весь народ, Священными ветвями осененный, Недвижимый на стогнах городских, Вкруг алтарей пророческих Йемена И пред двойным святилищем Паллады. Уже главы поднять не может город, Потопленный кровавою волной: Стада в полях тоскуют, гибнет семя Плодов земных, и дети умирают Во чреве жен. Проклятая богиня, Пылающая Язва Моровая Свирепствует и, наполняя Ад Стенаньями, опустошает город. Мы все пришли сюда не потому, Чтобы тебя считали равным богу, Но в бедствиях и испытаньях, свыше Ниспосланных, ты — первый из людей. Недаром же, придя в обитель Кадма Священную, ты уничтожил дань, Что мы платили некогда свирепой Пророчице. Без помощи людской, Лишь мудростью, дарованной богами, Ты спас нам жизнь. Так думает народ. И ныне, царь из всех царей сильнейший, К тебе с мольбой взываем: «Заступись! Скажи, Эдип, кто из богов, иль смертных Поможет нам? Мы знаем, что совет Испытанных мужей приводит к счастью. Не медли же, о, лучший из людей, Восстанови наш город! В дни былые Назвал тебя спасителем народ; О, будь же им опять, уже спасенным Тобою раз — не дай погибнуть вновь. Освободи от бед родную землю. Чем прежде был, тем снова будь для нас. Иди, сверши свой подвиг благодатный. Не лучше ли народом управлять, Чем властвовать в пустой земле? Ничтожен Корабль в волнах, и башня крепостная, Лишенные живущих в них людей». Эдип О, бедные, возлюбленные дети! Все ведаю; не скрыто от меня, Какая скорбь постигла нас, и верьте, Что как бы ни страдали вы,— меж вами Нет никого, чья скорбь равна моей, Затем, что каждый за себя страдает, А я — за всех, за город и себя. Не спящего меня вы пробудили,— Нет, уж давно я плачу и скорблю, И многими путями я блуждаю, Найти исход пытаясь. Есть одно Спасение: обдумав все, прибегнуть Я должен был к нему: во храм Пифийский Креон мной послан, брат моей жены, Да вопросит Менойков сын у бога, Каким деяньем, жертвой иль обетом Мне мой народ от гибели спасти. Он долее положенного срока Остутствует. Считая день за днем, В тревоге жду. Когда ж придет с ответом, Пускай меня преступным назовут, Коль не свершу я всех велений бога. Жрец Царь, вовремя о нем ты вспомнил: здесь — Креон. Его приход мне возвестили. (Креон появляется вдали.) Эдип Как светел лик его! Дельфийский бог, Да будет весть твоя такой же светлой! Жрец Должно быть, весть отрадная,— смотри: Креона лавр венчает плодоносный. Эдип Узнаем все: он слышит голос наш. О, брат моей супруги, сын Менойка, Какую весть от бога ты принес? Креон Счастливую,— затем, что даже скорбь Я назову счастливой, если к благу Ведет она. Эдип Мы внемлем. Объясни, Что значит речь твоя. Еще не знаю,— Надеяться, бояться ли. Креон Ты хочешь, Чтоб говорил я здесь, перед народом, Иль во дворце, наедине с тобой? Эдип Здесь говори, при всех. За них, о, брат мой, Я более скорблю, чем за себя. Креон Открою все, что слышал я от бога: Владыка Феб повелевает нам Очиститься от древнего проклятья, Чтоб нами же питаемое зло Не сделалось навек неизлечимым. Эдип Очиститься? Но чем? Какое зло? Креон Убийцу мы должны изгнать, иль смертью Смерть искупить невинного, чья кровь Проклятием наш город осквернила. Эдип Но кто злодей, изобличенный богом? Креон Ты слышал ли, что Лайос был царем До твоего прихода? Эдип Слышал, брат мой, Но сам его не видел никогда. Креон Он жертвой пал злодеев: ныне Феб Повелевает отомстить убийцам. Эдип Кто ведает, в какой они стране, Кто след найдет столь древнего злодейства? Креон Феб говорит, что здесь они, меж нас, В родной земле: не знает, кто не ищет, А ищущий находит. Эдип Отвечай, Где Лайос был убит: в своем ли доме, Иль где-нибудь за городом, в полях, Или в чужой земле? Креон Во храм Дельфийский Он путь держал и, говорят, с тех пор Уж никогда домой не возвращался. Эдип Но, может быть, от спутников царя От слуг его мы что-нибудь узнаем? Креон Нет, все погибли, кроме одного, Успевшего бежать. О злодеянье Немногое он рассказал нам. Эдип Что? Довольно будет нам следов немногих, Чтоб все открыть. Но только бы, друзья, Была у нас хоть слабая надежда. Креон Он говорит, что Лайос не одним Злодеем был убит, а целой шайкой Разбойников. Эдип Без подкупа едва ли Разбойники отважиться могли Свершить такое дерзкое убийство. Креон Так думали и мы. Но в скорби новой О мщении забыли. Эдип О, Креон, Изобличить такое злодеянье Какая скорбь могла вам помешать? Креон Лукавый Сфинкс, грозя несчастьем близким, Далекое принудил позабыть. Эдип Но долг мой ныне — обличить виновных. И Пифии достойно, и тебя, Что вспомнили вы о царе убитом. Чтоб отомстить за город и богов, И я в союз вступаю с вами. Верьте, Что восстаю на месть не за других, А за себя: кто Лайоса убил, Тот, может быть, поднять посмеет руку И на меня. Так собственную жизнь Я охраню, изобличив злодея. Вставайте же, о, граждане, скорей, Просительные ветви покидая. Пусть кто-нибудь на площадь соберет Кадмеян. Дети! С помощью богов Спасу народ, иль вместе с ним погибну. Жрец Идемте же, о, граждане. Эдип Исполнит то, о чем его мы просим. Да будет Феб, пророческую весть Пославший нам, спасителем народа. Хор Строфа первая Слово богов из Пифийского храма, обильного Золотом, к нам прилетело ты, сладко поющее, В город наш царственный. Феб, пред тобой, о, владыка божественный Делоса, Мы содрогаемся. В страхе вечном мы не знаем, Что нам каждый час готовит, Или дней, бегущих мерно, Возвращающийся круг. Ты мне поведай о том, о, дитя золотое Надежды, Слово богов амброзийное! Антистрофа первая К первой, к тебе мы взываем, Афина бессмертная, Зевсова дочь, и к тебе, Артемида, Защитница Нашего города, В шумном собраньи народа, на круглом, блистающем Троне сидящая! Также к Фебу с луком звонким, Дальномечущим,— все трое Вы придите к нам, о, боги, Исцеляющие скорбь! Ибо спасли уже раз вы от страшного бедствия город: Сжальтесь и ныне, бессмертные! Строфа вторая Не уйти никуда от несчетных скорбей. Ходит всюду болезнь; люди, в страхе немом, О спасенье не думая, гибнут Благодатных плодов не приносит земля, Жены в муках кричат и не могут родить. И, неудержимее Вспыхнувшего пламени, Тени умирающих, Словно легкокрылые Птицы, устремляются К Западному Берегу, В царство вечной Тьмы. Антистрофа вторая Нет могилам числа, и гниют по земле Груды жалких, никем не оплаканных тел. И рыдают, и бьются о камни Поседевшие матери, жены — с мольбой. Пред немым алтарем беспощадных богов Раздаются мрачные Песни похоронные, Звуки гимнов жалобных. Ты приди, помилуй нас, Защити от гибели, О, Тучегонителя Золотая дочь! Строфа третья Страшного бога Поветрия, Бога Арея — без медного Шлема, меча и брони, Но с пожирающим пламенем, С воплем на жертвы сходящего, Ты прогони далеко: Или на ложе великое В дом Амфитриты лазуревой, Или на мрачные Скалы Фракийские Скорбь, зачавшуюся ночью, День нерадостный кончает... Зевс-Отец, владыка молний, Благодатными громами Бога смерти опали! Антистрофа третья Где твои стрелы-защитницы, Неодолимо-разящие, Гром тетивы золотой, Лук, твоей силой натянутый; Где ты, бог Солнца прекрасного? Где Артемиды, в горах Ночью блуждающей, Светочи яркие? Эвий-Вакх златовенчанный, Друг неистовых вакханок, Бог вина румянолицый, Ты огнем своих веселий Бога Смерти опали! Эдип О, граждане! молитву вашу боги Услышали. Исполнив мой совет, Вы можете избавиться от бедствий. Я говорю, еще не зная тех, Кем царь убит, и угадать не в силах Пифийского веленья тайный смысл. Мы ни одной улики не имеем, Ни одного свидетеля; но вас Я, позже всех пришедший гражданин, О, граждане, на помощь призываю: Не знает ли меж вами кто-нибудь, Кем Лайос-царь убит был, сын Лабдаков? Кто ведает, пусть говорит бесстрашно: Коль даже сам себя он обличит, Его из Фив мы удалим безвредно, И большего он не потерпит зла. А если кровь пролита чужестранцем, Кадмеяне, не должно вам молчать: Свидетели получат и награду, И нашу милость царскую. Но тех, Кто, зная все, укроет злодеянье, За друга ли боясь, иль за себя,— Внемлите все,— какая ждет их кара. Я, господин и царь, повелеваю: Кто б ни были свершившие убийство,— Никто под кров свой да не примет их, К молениям и жертвам не допустит, Приветствовать их словом не дерзнет, Не окропит водою очищенья. Да выгонят, как прокаженных псов, С порога их, молящих о приюте. Так совершим мы повеленье бога И Пифии священной, и царю Убитому союзниками будем. Один ли он убийство совершил, Со многими ль участниками, боги, Да будет вами проклят он вовек, Чтоб жизнь его в мученьях угасала! И если б был он мой любимый друг, И я в своем дому его укрыл бы,— То проклял бы я самого себя, Как ныне я злодея проклинаю. Исполните все это для меня И для земли, бесплодьем пораженной, И для богов, затем, что если б даже Мы воли их не ведали, и то Оставить бы нельзя неотомщенной Смерть доброго и славного царя. Я — Лайоса убитого наследник, Я принял скиптр державный от него, Я разделил с его супругой ложе, И если бы умерший был отцом, Детей его назвал бы я своими. С тех пор как я узнал, какая смерть Невинного постигла, он мне дорог, Как собственный отец. И я найду Преступного убийцу Лабдакида И отомщу за царственную кровь, За древнего потомка Полидора, Агенора и Кадма. Горе тем, Кто воли нашей не исполнит: боги Да не пошлют ему плодов земли, Жена ему детей да не рождает, Да поразит его тот злой недуг, Который нас постиг, или страшнейший! Но тех из вас, Кадмеяне, кто чтит Слова мои и в сердце их приемлет, Да сохранят бессмертные навек, Да будет им союзницею Дикэ! Хор Ты говорить нас заклинаешь, царь?.. Не мы убили; кто — не знаем. Должно Пророчице Дельфийской обличить Виновного. Эдип Ты прав, но человек Не может тайны у богов исторгнуть Насильно. Хор Вот о чем еще тебе Напомнить мы хотели. Эдип Говорите. Хор Предсказывает будущее мудрый Тиресий-царь, подобно Фебу: все, О чем его мы просим, он откроет. Эдип Уж я давно исполнил ваш совет: Двух вестников послал к нему, не медля, Дельфийское пророчество узнав. Дивлюсь, что царь Тиресий не приходит. Хор Так, значит, был обманчив прежний слух. Эдип Скажи, какой? Я знать хочу про все. Хор Царь, в старину мы слышали, что Лайос Был путниками встречными убит. Эдип И я слыхал, но не могу найти Ни одного свидетеля убийства. Хор Но если страх душе его доступен, Он более скрываться не дерзнет, Испуганный твоей великой клятвой. Эдип Кто совершить отважится деянье Преступное, не побоится клятв. Хор Изобличит виновного Тиресий,— Сюда ведут святого старика. Таким, как он, не обладает знаньем Никто из всех живущих на земле. (Тиресий входит.) Эдип Тиресий-царь! Хотя ты слеп, но видишь, Всезнающий, и небо над собой, И дольний мир, и тайны Олимпийцев. Ты ведаешь, какой недуг в Кадмее Свирепствует. С моленьями к тебе, Единственный защитник, прибегаем. Слыхал ли ты от вестников, что бог Нам верное спасенье обещает, Коль Лайоса убийц, изобличив, На вечное изгнанье мы осудим, Иль умертвим. Друзьям своим, пророк, Не откажи в советах и гаданьях, Спаси Эдипа, город и себя! Полезным быть другим, насколько можешь,— Прекраснейший из всех людских трудов. Тиресий Увы! Увы! Как тягостно предвидеть, Когда нельзя предвиденьем помочь,— Об этом знал я, но забыл, иначе На горе всем я б не пришел сюда. Эдип Что, что с тобой? Какую скорбь, я вижу В твоих чертах!.. Тиресий Пусти меня домой. Поверь, Эдип, что это будет лучше И для меня, и для тебя. Эдип О, друг, Неправое, недоброе ты молвил. Коль родину, вскормившую тебя, Спасительного слова ты лишаешь. Тиресий И за себя боюсь, и ты, Эдип, На голову свою беду накличешь. Эдип Скорей! Скорей! Пророчеств не таи! Мы именем бессмертных заклинаем И молим все, припав к твоим ногам! (Старцы Хора преклоняются и обнимают ноги Тиресия.) Тиресий Не ведают, о чем, безумцы, молят. Чтоб и тебя, владыка, и себя Не погубить, я тайны не открою. Эдип Как? Зная все, ты хочешь утаить, Предать меня и погубить отчизну? Тиресий Не сделаю несчастными, о, царь, Обоих нас. Не трать же слов: насильно Ты не заставишь говорить меня. Эдип О, злой старик! — и каменное сердце Довел бы ты до бешенства,— ужель Останешься ты глух, не молвишь слова? Тиресий Ты укорил меня, Эдип, но знай — Есть многое, достойное укора В тебе самом. Эдип Без гнева не могу Я слушать тех, кто оскорбляет город. Тиресий Поможет ли молчанье? Все равно, Исполнится назначенное Роком. Эдип Зачем же ты молчишь? Скажи мне все. Тиресий Не вымолвлю ни слова больше. Можешь Ты предаваться ярости слепой. Эдип Но ярости предавшись, все открою, Что думаю: ты сам — убийца, сам... Старик, ты был сообщником злодеев, Хотя убит он не твоей рукой. И если б дряхл и слеп ты не был, то тебя Назвал бы я единственным убийцей! Тиресий Ты думаешь?.. Заставлю же тебя Я приговор твой собственный исполнить: Беги от нас, не говори ни с кем,— Ты кровью землю осквернил, ты — проклят! Эдип Оклеветав меня с таким бесстыдством, Ужели ты надеешься спастись?.. Тиресий Да, я спасусь, хранимый силой правды! Эдип Кто лгать тебя заставил? Уж не боги ль? Тиресий Ты сам меня заставил говорить. Эдип Понять хочу я,— повтори... Тиресий Ты понял, Но только хочешь испытать меня. Эдип Слова твои неясны: повтори. Тиресий Ты тот, кого мы ищем, ты — убийца. Эдип На этот раз заслуженную казнь За клевету бесстыдную ты примешь! Тиресий Царь, берегись,— я то тебе скажу, Что гневаться еще сильней заставит... Эдип Ты можешь все, что хочешь, говорить; Но только знай: слова твои бессильны. Тиресий Так слушай же: постыднейшая связь Тебя, Эдип, соединяет с теми, Кого бы чтить ты должен больше всех,— И своего позора ты не видишь. Эдип Иль казнь тебя, безумец, не страшит? Тиресий Нет,— если только есть у правды сила. Эдип Поверь, она не для таких, как ты — Неслышащих, незрячих, неразумных. Тиресий Несчастный! В чем меня ты укорил, То самому тебе укором будет. Эдип Как может тем, кто видит, повредить Слепец, объятый вечной тьмою? Тиресий Знай же: Не я, а Рок тебя накажет. Феб Исполнит все, назначенное Мойрой. Эдип Ты иль Креон придумал эту ложь? Тиресий Ни он, ни я — ты сам себя погубишь. Эдип О, мудрость, слава многотрудной жизни, Сокровища и царственный венец, Безмерную внушаете вы зависть! Креон, Креон, мой старый, лучший друг Предательски меня низвергнуть хочет, Похитив скиптр мой: не искал его, Но принял я от вас, как дар свободный. Чтоб замысел исполнить, он избрал, Сообщником злодейства лжепророка, Волшебника, презренного лгуна! Корысть одну Тиресий видит ясно, В гаданьях же он слеп... Скажи, старик, Когда твои не лгали предсказанья? Иль, может быть, ты граждан этих спас Тогда, как Сфинкс, с таинственною речью Чудовище, — грозило им. В те дни В гадателях они нуждались мудрых. Зачем же ты безмолвствовал? Ни Феб, Ни знаменья, ни вещие приметы Не помогли тебе. Но я пришел, И ничего не зная,— не мольбами, Не жалкими пророчествами, нет,— Лишь разумом Эдип молчать заставил Чудовище, все тайны обличив. И вот теперь задумали с Креоном, Похитив власть, вы удалить меня, Как изверга, что оскверняет землю. Смотрите же, чтоб не пришлось вам горько Раскаяться. Когда бы не щадил Я немощи твоей, за эти речи Ты заплатил бы дорого, старик! Хор Нам кажется, вы гневаетесь оба, Эдип и ты, гадатель. А меж тем, Как совершить Пифийское веленье, В спокойствии обдумать мы должны. Тиресий Хотя ты — царь, но я имею право Ответствовать, как равный, и царям. Я не тебя послушаюсь, но бога Дельфийского. Не назовет никто Тиресия наперсником Креона. Смеешься ты над слепотой моей И собственных злодейств не видишь, зрячий: Не видишь ты, ни с кем живешь, ни где; Кто твой отец, кто мать твоя — не знаешь; Не чувствуешь, что враг ты всем родным, И на земле, и под землей живущим. Но за отца, за мать твою, Эдип, С двуострою секирой, тяжким шагом, Войдет, войдет Проклятие в твой дом, И будешь ты, как я, слепцом, о зрячий! Изгнанником, объятым вечной тьмой! И нет таких высот на Кифероне, Ущелья нет на берегу морском, Где эхо гор на вопль твой не ответит, Когда узнаешь, с кем вступил ты в брак, Когда поймешь, в какой приют от бури Укрылся ты, блуждающий пловец. Еще других не ведаешь страданий Бесчисленных, которые тебя Или детей твоих должны постигнуть!.. Вот я сказал. Креона обвиняй, Иль поноси меня, но только помни: От большего страданья, чем твое, Еще никто не погибал из смертных. Эдип Доколь терпеть я должен эти речи Бесстыдные? Беги, беги, старик, Прочь с глаз моих, чтоб никогда отныне Я твоего лица не видел,— прочь! Тиресий Я б не пришел, когда б меня не звали. Эдип Когда бы знал, что будешь, как безумный, Ты говорить, не звал бы я тебя. Тиресий Для сына я безумный, но отцу И матери твоим казался мудрым. Эдип Отец и мать!.. Что говоришь?.. Постой... Не уходи. Ты знаешь их?.. Тиресий Я знаю, Но если ты узнаешь, то умрешь. Эдип Слова твои загадочны. Тиресий Умеешь Ты хитрые загадки разрешать. Эдип Над счастьем ли Эдипа ты смеешься? Тиресий То счастие тебя погубит. Эдип Пусть Я за народ, спасенный мной, погибну! Тиресий Пора! (Мальчику-проводнику.) Дай руку мне, дитя; пойдем. Эдип Да, тягостно присутствие твое. Иди же прочь и не смущай мне сердца! Тиресий Но не уйду я, не сказав того, Зачем меня призвали. Ты не можешь Мне сделать зла. Я не боюсь тебя... Смотрите, вот кого давно мы ищем, Вот Лайоса убийца. Говорят, Что он — пришлец, но Фивы не на радость Отчизною он скоро назовет. Из богача он сделается нищим, Из зрячего — слепым, и в чуждый край, На страннический посох опираясь, Беспомощным изгнанником пойдет; Для собственных детей отцом и братом, Для матери он будет муж и сын, Кровосмесителем, отцеубийцей. Теперь ступай, подумай обо всем... Коль то, что я предрек, не совершится, Тиресия ты назови лжецом. Хор Строфа первая Кто пророческим голосом Из Дельфийской пещеры Обличен? Кто из нас Совершил несказанное Злодеянье? Спасайся! Час возмездья пришел. Прочь беги ты стремительней Обгоняющих ветер Быстроногих коней! А не то на тебя Дия вечного сын, Громоносный, с мечом и огнем нападет, Кэры страшной толпой побегут по пятам — Неминуемые! Антистрофа первая От Парнаса, блестящего Белым снегом, примчалось К нам веленье богов, Чтоб нашли мы виновного; Укрывается в дебрях От богов и людей, И как вол заблудившийся, Одичалый, он бродит По горам, по лесам. Но не может спастись от пророческих слов, Прилетевших из Дельф, средоточья Земли, И, крылатые, всюду витают над ним — Вечно-мстительные! Строфа вторая Сердце, мудрый прорицатель, Ты мне ужасом наполнил: Мы и верим, и не верим, И не знаем, что сказать. Мы блуждаем, как в тумане: Не слыхал никто доныне, Чтоб могучий сын Полиба Лабдакидам был врагом. На кого же восстану я праведным мстителем? На Эдипа ли, всеми любимого? Ничего мы не ведаем, И свидетелей нет. Антистрофа вторая Только Зевс и бог Дельфийский Полным знаньем обладают, Видят все дела людские; Человеку человек Силой мудрости неравен. Но не верю, что гадатель, Смертный, нам во всем подобный, Знает больше нас. Я жду. Пусть убийц обличат, но спасителя города Усмирившего Деву Крылатую, Я в таком злодеянии Обвинить не могу! Креон О, граждане! я к вам пришел, узнав, Что царь меня в измене обвиняет. Не потерплю, чтоб мой вернейший друг Подумать мог, что словом или делом Креон вредит ему в несчастье. Нет, Не вынесу столь тяжкого укора: Мне умереть отраднее, чем знать, Что обвинен я городом в злодействе — И лучшими друзьями, и тобой! Хор Но, может быть, не разум эти мысли Внушил царю, а мимолетный гнев? Креон Как мог Эдип подумать, что пророка Я научил тому, что он сказал? Хор Я это слышал; как понять — не знаю. Креон Но здравым ли умом он обладал, Таких друзей, как я, подозревая? Хор Не ведаю; я не сужу царей. А вот и сам он из дворца выходит. Эдип Что вижу я? Креон — цареубийца — В моем дому? Иль нам смотреть в глаза Посмеешь ты, грабитель нашей власти? Поди сюда, скажи мне, дерзкий вор, Глупцом меня считаешь или трусом? Ты думаешь, что не заметил я, Как ты змеей подполз ко мне, предатель? Нет! слеп ты сам, коль ищешь без друзей, Без помощи народа высшей власти — Того, чем можно только овладеть Иль золотом, иль силою народной. Креон Царь, поступи разумно: мой ответ Ты выслушай, потом суди. Эдип Я знаю. Искусно ты умеешь говорить. Но что могу я от тебя услышать — От злейшего из всех моих врагов? Креон Узнаешь все, когда меня услышишь. Эдип Узнать могу одно, что ты — злодей! Креон Ты думаешь напрасно, что ко благу Немудрое упорство приведет. Эдип Ты думаешь напрасно, что от казни Спасешься ты, похитив мой престол. Креон Я возражать не буду. Только в чем же Перед тобой вина моя, скажи? Эдип Не ты ли дал совет за этим мудрым И праведным гадателем послать? Креон Я повторил бы мой совет и ныне. Эдип А сколько лет прошло с тех пор, как Лайос... Креон Докончи же. Что хочешь ты сказать? Эдип Пал от руки неведомых злодеев? Креон Уж многие с тех пор промчались годы. Эдип Гадателем Тиресий был в те дни? Креон Как и теперь, прославленным и мудрым. Эдип По имени он называл меня? Креон Чтоб говорил он о тебе, не помню. Эдип Пытались ли убийцу вы найти? Креон О, да, но все попытки были тщетны. Эдип Зачем пророк вам тайны не открыл? Креон Молчать позволь о том, чего не знаю. Эдип Но хоть одно ты должен знать, Креон. Креон Что? Говори, я ничего не скрою. Эдип Коль не был бы ты в заговоре с ним, Не смел бы он назвать меня убийцей. Креон Ты слышал то, что он сказал. Теперь Позволь и мне тебя спросить. Эдип Отвечу Тебе на все; в убийстве ты меня Не обличишь. Креон Скажи, Эдип, ты — муж Моей сестры? Эдип Я муж ее. Креон И с нею Ты делишь власть? Эдип Я исполняю все Ее желанья. Креон Вам обоим равен И я во всем? Эдип Ты равен нам, Креон; Вот почему сказать имею право, Что предаешь ты лучших из друзей. Креон Подумав, царь, ты этого не скажешь. Кто предпочел бы царственную власть, Среди тревоги вечной и боязни, Спокойствию при той же власти? Верь, Подобно всем, кто мудр, желал бы лучше Я действовать, как царь, чем быть царем: Теперь всю власть приемлю, чуждый страха, Я от тебя, а если б сам царил, То поступать наперекор желаньям Пришлось бы мне во многом. Неужели Отраднее повелевать людьми, Чем быть, как я, спокойным и могучим? Или глупец я, чтоб отвергнуть то, Что выгоду приносит мне и славу? Теперь любим я всеми, всех люблю, Просящие тебя ко мне приходят, Нуждаются в ходатайстве моем... И это все презреть для царской власти? Кто не совсем утратил здравый ум, Способен ли к столь явному безумью? Не заключал союза я ни с кем, И сам в себе не помышлял я злого. А если ты не веришь мне, ступай В Дельфийский храм, и там узнаешь, так ли Я передал тебе ответ богов; И если в том ты уличишь Креона, Что он в союз с гадателем вступил, Не только ты — и сам я над собою Произнесу мой смертный приговор. Но ни одной улики не имея, Не обвиняй. Кто справедлив, злодеем Невинного не назовет. О, верь — Отвергнуть друга — все равно, что жизнь, Сладчайший дар богов, отвергнуть. Время Рассудит нас: чтоб сердце испытать Правдивое, нужны бывают годы; Чтоб злых вполне узнать, довольно дня. Хор Эдип! Кто зла боится, должен мудрой Такую речь назвать. Ты знаешь сам: Нет мудрости в поспешных приговорах. Эдип Когда враги поспешно строют ковы, И я спешу предотвратить удар. Теряя время, я теряю силу; Бездействуя, я буду побежден. Креон Но чем, Эдип, грозишь ты мне? Изгнаньем? Эдип Изгнаньем? Нет, ты обречен на смерть. Креон Скажи сперва, за что казнишь? Эдип Быть может, Ты вздумаешь веленью моему Противиться? Креон Я мудрости не вижу В словах твоих. Эдип Что ж? Каждый для себя Да будет мудр. Креон И для других... Эдип Злодеев Нельзя щадить. Креон А если ты не прав? Эдип Я все же царь твой! Креон Царь, но не за тем, Чтоб делать зло... Эдип О, граждане! внимайте... Креон Над городом и я имею власть, Не ты один... Хор Умолкните, молю вас! Сюда идет Иокаста из дворца. При ней, цари, ваш гнев утихнуть должен. (Входит Иокаста.) Иокаста Несчастные! Какой безумный спор Вы подняли в столь тяжкую годину Народных бед! О, как не стыдно вам? Не вовремя семейные раздоры Вы начали. Креон! Иди домой — И ты, мой царь,— чтоб спор ничтожный не был Причиною великих зол. Креон Сестра! Эдип одним из двух мне угрожает: Изгнаньем иль смертной казнью. Эдип Да. Я уличил изменника Креона: Он посягнуть хотел на жизнь мою. Креон Пусть я умру, пусть счастья не увижу, Коль в чем-нибудь виновен пред тобой. Иокаста О, верь ему, богами заклинаю, О, верь, Эдип! и клятв не презирай, И слез моих, и голоса народа! Хор Строфа первая Будь разумен и благ! Умоляем тебя, Пощади его, царь! Эдип Но чего вы хотите? Хор Он и прежде был мудр, И теперь поклялся Страшной клятвой богов. Пощади его, царь! Эдип Ты знаешь ли, о чем ты просишь? Хор Знаю все. Эдип Разумное желанье словом вырази. Хор Друга верного, страшной клятвою Освященного, ты не должен, царь, Без суда, улик, без свидетелей Обрекать на смерть, на бесчестие! Эдип Но чтоб спасти его, должны вы, граждане, Меня обречь на смерть и на бесчестие! Хор Строфа вторая Нет! Клянемся вечным Солнцем, Богом первым из богов, Если мысль такую в сердце Я питал, то пусть погибну Самой страшной смертью, проклят И богами, и людьми! Но ведь душу мне Разрывает скорбь О земле моей Погибающей, А теперь еще К прежним новая Скорбь прибавилась,— К моим бедам и ваши раздоры семейные. Эдип Хотя б и мне изгнание постыдное, Иль даже смерть грозила, изгоню его. Не он, а вы меня мольбами тронули: Пока я жив, он будет ненавистен мне! Креон И уступив, ты все-таки безжалостен. Но только что потухнет гнев, раскаешься: Самим себе такие люди тягостны. Эдип Оставишь ли в покое нас, уйдешь ли ты? Креон Уйду, но, видишь, сострадают граждане Тобой, Эдип, неправедно гонимому. Хор Антистрофа первая О, царица, зачем Ты здесь медлишь? Скорей С ним идти во дворец! Иокаста Что случилось? Скажите. Хор Был лишь спор из-за слов И неясных улик. Но и лживый укор Слушать больно порой. Иокаста Друг друга оба обвиняли? Хор Да. Иокаста Молю, Скажите все, что слышали вы, граждане. Хор Без того уже душу скорбь томит О земле моей погибающей; Для чего еще вспоминать их спор: Все, что сказано,— да забудется! Эдип Хотя вы зла мне сердцем не желаете, Но, вижу, скоро от меня отступитесь. Хор Антистрофа вторая Я не раз, мой повелитель, Говорил уже тебе, Повторю и ныне: верь мне, Был бы слеп я и безумен, Если б в день такой печали Отступился от тебя. Не забыл народ, Что от бедствия, Столь же тяжкого, Спас ты некогда Землю милую. Будь и ныне нам Избавителем: Если можешь, приди и спаси погибающих! Иокаста Я именем бессмертных умоляю — Скажи, за что прогневался ты, царь? Эдип Скажу (затем, что больше чту Иокасту, Чем те из вас, кто побоялся ей Ответствовать). Я обличил Креона В предательстве. Иокаста Но расскажи мне все, Чтоб я могла понять причину ссоры. Эдип Он говорит, что я убил царя. Иокаста С чужих ли слов, иль сам он это видел? Эдип Коварного лжеца он подослал, Гадателя, невинным притворившись, Как будто сам не знает ничего. Иокаста Прерви, мой друг, ты речь свою на время И выслушай, что я тебе скажу: У смертных нет пророческого дара; Тебе сейчас покажет мой пример, Как лживы все гадатели. Царь Лайос, Я не скажу от Феба самого, Но от жрецов услышал предсказанье, Что сыном, мной рожденным от него, Убитым быть ему судила Мойра. И что ж? Молва народная гласит, Что между трех дорог, на перекрестке, Он от руки разбойников погиб. И не прошло трех дней с рожденья сына, Как, ноги царь связав ему, рабам Велел дитя покинуть в горных дебрях. Пророчества не совершили боги, Сын не убил отца, и все равно, Когда и как,— но не рожденным мною, Чего он так боялся,— царь убит. Вот каково предвидение мудрых Гадателей. Нет, верить им нельзя: Лжецы — они. Бог и без них сумеет Открыть все то, что людям должно знать. Эдип Каким душа смятеньем непонятным И ужасом от слов твоих полна! Иокаста Как вздрогнул ты, как бледен? Что с тобою? Эдип Сказала ты, что Лайос был убит Там, между трех дорог, на перекрестке? Иокаста Так до сих пор еще гласит молва. Эдип В какой земле несчастие свершилось? Иокаста Фокидою зовут ту землю: путь Из Давнии там сходится с дорогой Дельфийскою. Эдип И сколько лет прошло? Иокаста До твоего прихода незадолго Узнали мы о гибели царя. Эдип О, что со мной вы делаете, боги! Иокаста Зачем дрожишь? Чего боишься ты? Эдип Не спрашивай меня... Сперва скажи, Каков был вид царя и рост, и годы? Иокаста Он был высок, и волосы его Недавнею белели сединою, И на тебя он походил лицом. Эдип О, горе, горе! Сам того не зная, Я над собой проклятье произнес!.. Иокаста Что говоришь? Когда тебе в лицо Смотрю, Эдип, мне страшно... Эдип О, царица! Предчувствием ужасным я томим, Что прав слепец. Но погоди, скажи мне Одно еще,— и ясно будет все. Иокаста Мне страшно, царь, но все скажу, что знаю. Эдип Немногих ли имел он слуг в пути, Иль целую толпу оруженосцев, По древнему обычаю царей? Иокаста С глашатаем всего их было пять, И для царя одна лишь колесница. Эдип Спасенья нет! Все ясно... Говори, Кто весть принес? Иокаста Единственный слуга, Оставшийся в живых. Эдип Он здесь доныне, В моем дворце? Иокаста Здесь нет его давно. Когда принес он весть о смерти мужа И услыхал, что будешь ты царем,— Он умолил, руки моей коснувшись, Чтоб я ему позволила пасти Стада в полях и пастбищах далеких, Чтоб Фив ему не видеть никогда. И отказать я не могла, затем Что большей он награды был достоин. Эдип Нельзя ль его скорей призвать сюда? Иокаста Я призову. О чем его ты хочешь Спросить, Эдип? Эдип Боюсь, боюсь, жена, Что сказано здесь было слишком много О том, чему свидетель — он один. Иокаста Он будет здесь. Но разделить, мой царь, Твою печаль ужель я недостойна? Эдип Исполню я мольбу твою затем, Что больше всех других об этом горе Тебе, увы, Иокаста, должно знать. Тебе, моя последняя надежда! Коринфянин Полиб мне был отцом, А матерью Мэропа из Дориды. И в городе меня считали первым. Но, помню, раз со мной случилось то, Что более достойным удивленья Я счел сперва, чем горя и забот. За трапезой, вином упившись, кто-то Назвал меня подкидышем. В ту ночь С трудом мой гнев сдержал я, возмущенный; Когда же день настал, пошел к отцу И матери, чтоб рассказать обиду. И, выслушав, разгневались они: Тот гнев меня утешил не надолго; Осталось жало в сердце. Между тем В Пифийский храм, без ведома отца И матери, отправился я тайно. Но бог на мой вопрос не отвечал, Предрек же мне великие несчастья, Плачевную судьбу: он предсказал, Что с матерью кровосмешеньем ложе Я оскверню, на свет произведу Детей, богам и людям ненавистных, Отца убью, зачавшего меня. Пророчество узнав, я из Коринфа Бежал, по звездам направляя путь, Чтоб не могло предсказанное богом Постыдное свершиться надо мной. И, странствуя, пришел я в эту землю, Где, говоришь ты, Лайос был убит. Всю истину скажу тебе, Иокаста: Меж трех дорог, на перекрестке, муж Мне встретился на колеснице; кони Влекли ее, и выступал пред ним Глашатай,— все, как ты сказала. Помню, Что сам старик и тот, кто вел коней, Столкнуть с пути меня хотели силой. И, гневаясь, ударил я раба. Но между тем, как мимо колесницы Я проходил, старик двойным бичом По голове хлестнул меня. И мщенье Неравное его постигло: пал, Жезлом моим низвергнутый, он навзничь. И всех его рабов я умертвил. Коль что-нибудь меж Лайосом и мужем, Убитым мной, есть общего, Иокаста, Кто из людей презреннее меня? Кто ненавистнее очам бессмертных? Ни в городе, ни на чужой земле Проклятого никто принять не может — И оттолкнуть его с порога прочь... И не другой, а сам себя я проклял, И сам себя обрек на эту казнь. Руками, кровь пролившими, я ложе Убитого бесчещу... Я — злодей, Весь, с головы до ног, запятнан кровью, Отверженный скиталец на земле, От родины бежавший и от близких, Под вечным страхом с матерью вступить В постыдный брак и умертвить Полиба, Зачавшего, вскормившего меня: Не ясно ли, что Даймон всемогущий, Безжалостный преследует меня? О, защитите, праведные боги! Не дайте мне увидеть этот день,— Пусть раньше я с лица земли исчезну, Чем осквернит меня такой позор! Хор Как ты, о, царь, мы ужасом объяты, Но прежде, чем увидим пастуха, Не должно нам, Эдип, терять надежды. Эдип Вот все, на что надеяться могу; Слова его мне будут приговором. Иокаста Что можешь ты узнать от пастуха? Эдип Коль подтвердит он все, что ты сказала, Царица, я от гибели спасен. Иокаста Какое же из слов моих так важно? Эдип Ты говоришь: свидетельствует раб, Что Лайоса разбойники убили. Коль скажет он, что не один, а много Злодеев было,— царь убит не мной: Ведь одного нельзя принять за многих. А если он ответит, что злодей Один лишь был, то, значит, я — убийца. Иокаста Ты знаешь все, Эдип, что раб сказал, И этих слов он изменить не может: Не я одна, их слышал весь народ. Но если бы от них он и отрекся, То все-таки царя убил не ты,— Коль правда есть в словах богов, предрекших, Что Лайоса убьет рожденный мной. Уж потому не мог мой сын несчастный Убить отца, что раньше сам погиб. Душа моя чиста, и никакие Пророчества не устрашат меня. Эдип Ты говоришь разумно, но не медли И вестника пошли за пастухом. Иокаста Пошлю сейчас, и все, что ты прикажешь, Исполню, царь. Войдем же во дворец. (Эдип и Иокаста уходят.) Хор Строфа первая О, если б Мойра блюсти мне позволила вечно Благочестивую святость в словах и деяньях, Ту, чьи законы высокие, В горнем эфире рожденные, Над мирозданьем царят: Их начало не в смертной природе людей, Но бессмертный отец их — единый Олимп; Усыпить их не может забвение. В них живой и великий присутствует бог, Нестареющий. Антистрофа первая Гордость рождает тиранов, и многих насытив безумьем, Выше, все выше ведет их к обрыву и в пропасть Вдруг с высоты низвергает их — В сети, откуда нет выхода, В непоправимую скорбь. Бога, в сердце моем, буду вечно молить, Чтоб от гибели тех сохранил он мужей, В ком для города — сила и счастье. Бог да будет вождем до конца моих дней И заступником! Строфа вторая Да постигнет злая Мойра Тех, кто словом или делом Попирают справедливость, Грозной Дикэ не боятся И на тронах Олимпийских Восседающих богов. Если ж неправедной прибыли Кто-нибудь рад, богохульствует, Или преступной рукой Дерзко святыни касается,— Сердце сожжет нечестивому Ярости божьей стрела: Там, где в почете — безбожники, Тщетны все наши моления, Гимны во славу богов. Антистрофа вторая Не пойду благоговейно Я в Олимпию святую, В Дельфы, мира средоточье, Или в древний храм Абесский, Ибо люди уж не верят В прорицания богов. Но, если ты еще царствуешь, Боже,— твоей справедливости Да не избегнет никто: Видишь, пророчества древние, Данные Лайосу, презрены, Феба не чтут на земле; Видишь, в душе человеческой Оскудевает священная Совесть и вера в богов. Иокаста О, мудрые старейшины народа! Во храм, богов жилище, я иду, Чтоб принести им в дар благоуханья И свежие гирлянды из цветов, Затем, что царь Эдип чрезмерным страхом И многими скорбями удручен. О нынешних пророчествах по старым Не хочет он судить, а только тем, Кто страх ему внушает, предается, Не слушая совета моего. (Обращаясь к жертвеннику бога.) И вот к тебе, Ликийский Аполлон, В ближайший храм, с молитвой и дарами Я прихожу; помилуй нас, пошли Нам, страждущим, исход благословенный: Наш царь, наш кормчий страхом поражен, Взирая на него, и мы трепещем. (Входит Вестник.) Вестник Где дом царя, скажите, чужестранцы; Иль, может быть, укажет кто-нибудь, Где самого я отыщу владыку? Хор Вот дом его; он сам теперь — в чертогах; А вот жена и мать его детей. Вестник Властителя прекрасная супруга, Счастливою да будешь ты вовек, Окружена счастливою семьею! Иокаста Достоин ты за твой привет, о, странник, Чтоб счастие послали и тебе Блаженные. Но говори скорее, Какую весть и от кого принес? Вестник Отрадную для дома и для мужа. Иокаста Какую же? Откуда? Вестник Из Коринфа. Слова мои обрадуют тебя, Но смешана с печалью будет радость. Иокаста О, что за весть с двойною силой? Вестник Мы слышали, что мужа твоего Провозгласил царем народ Истмийский. Иокаста Как? Старый царь Полиб?.. Вестник Его уж нет. Иокаста Что говоришь? Он умер? Вестник Если лживы Слова мои,— пускай умру. Иокаста (служанке) Иди, Беги скорей, про все скажи Эдипу. (Служанка уходит.) Пророчества богов, где ваша сила? Эдип бежал, боясь убить отца; Меж тем Полиб своею смертью умер, И Феб неправ: не сын убил отца. (Эдип выходит из дворца.) Эдип Я здесь: скажи мне, милая супруга, Зачем из дома вызвала меня? Иокаста (указывая на Вестника) Послушай, царь, что молвит он; увидишь, Какие вещие пророчества богов Свершаются. Эдип Кто этот муж, Иокаста? Что говорит он? Иокаста Из Коринфа весть Пришла о том, что нет в живых Полиба, Что умер твой отец. Эдип О, повтори! Хочу я сам все это слышать, Вестник, Из уст твоих! Вестник Я повторяю, царь, Что только что сказал: отец твой умер. Эдип От чьей-нибудь руки, иль от болезни? Вестник Чтоб жизнь потухла в теле старика, И слабого довольно дуновенья. Эдип О, повтори еще раз — от болезни Он умер? Вестник Да, и от преклонных лет. Эдип (Иокасте) Но если так, какое дело нам До Пифии с треножником священным, До знамений, до крика вещих птиц? Пусть ныне все гадатели пророчат, Что Рок судил мне умертвить отца. Ты слышала: он мертв, покрыт землею. Он мертв! а я — я здесь был, я к нему И острием меча не прикасался! Иль он погиб, тоскуя обо мне? Уж не за то ли Феб отцеубийцей Назвал меня? Но все равно,— теперь В гробу отец, и с ним погребена Вся эта ложь, все прорицанья бога! Иокаста Не я ль тебе давно уж говорила: Гадатели — обманщики! Эдип Тебе Я не внимал, и ужасом мой разум Был помрачен. Иокаста Теперь смотри, Эдип, Не допускай боязни новой в сердце. Эдип А с матерью грозящий мне союз? Иокаста Но если жизнью правит только случай И ничего нельзя предугадать, К чему, скажи, твой ужас суеверный? Предайся же судьбе, живи, как можешь, Преступного союза не страшись. Ведь до тебя уж многим людям снилось, Что с матерью они — на ложе брачном. Но те живут и вольно, и легко, Кто в глупые пророчества не верят. Эдип Не будь ее в живых, назвал бы мудрой Я эту речь; но ведь она жива. И чем бы ты меня ни утешала, Я знаю — Рок силен. И страшно мне... Иокаста Он умер — вот великая отрада! Эдип Великая. А все ж она жива, И страшно мне... Вестник Но кто же, сын мой, та, Которой так боишься ты? Эдип Мэропа, Жена Полиба, старец. Вестник Чем она Внушила страх тебе? Эдип Есть прорицанье Ужасное... Вестник Могу ль о нем узнать, Или для всех оно должно быть тайной? Эдип Узнай про все. Предрек мне Аполлон, Что обагрю я руки отчей кровью, Что матери я ложе оскверню. Вот почему далеко от Коринфа Я много лет провел, и счастлив был, Хоть ведаю, что нет сладчайшей доли, Чем видеть очи тех, кто дал нам жизнь. Вестник И вот зачем бежал ты из Коринфа? Эдип Чтоб не убить зачавшего меня. Вестник Ужели я, придя к вам, благосклонный,— Не поспешу рассеять этот страх? Эдип Великую награду ты получишь... Вестник Пускай твою любовь я заслужу, Когда с тобой вернемся мы в отчизну. Эдип Я никогда отчизны не увижу. Вестник Не ведаешь, дитя, что говоришь. Эдип Открой мне все, богами заклинаю! Вестник О, царь, бояться нечего тебе. Эдип Но если Феб исполнит прорицанье? Вестник Проклятья тех, кем ты рожден, не бойся. Эдип Что делать?.. В сердце вечно этот страх. Вестник Поверь же мне: боязнь твоя — напрасна. Эдип Напрасна? Нет! Мэропа и Полиб... Вестник Они тебе — по крови не родные. Эдип Как? Я не сын? Вестник Усопший царь Коринфа Не более отец тебе, чем я, Но столько же, и в этом с ним мы равны. Эдип Отцу не может равен быть чужой. Вестник Ни мной, ни им ты не рожден. Эдип О, боги! Зачем же звал меня он сыном? Вестник Знай, Что в дар тебя из рук моих он принял. Эдип Он так дитя чужое полюбил? Вестник Затем, что сам он был всю жизнь бездетным. Эдип Купил ли ты или нашел меня? Вестник Нашел в дремучих дебрях Киферона. Эдип Куда по ним ты направлял свой путь? Вестник Я пас в те дни стада на горном склоне. Эдип Так, значит, был ты пастухом наемным? Вестник Мой сын, я был спасителем твоим. Эдип Ты спас меня? Но от каких страданий? Вестник Ты знаешь сам: их тайный след хранят Суставы ног твоих еще доныне. Эдип Увы! Увы! Зачем напомнил ты Давно уже забытые несчастья? Вестник Я бережно освободил от уз Пронзенные и связанные ноги. Эдип Бесчестие — с младенческих пелен! Вестник От этих бед произошло то имя, Которое дано тебе, мой сын. Эдип О, говори, богами заклинаю, Кто это сделал, мать или отец? Вестник Не знаю, царь. Но от кого я принял Тебя, тот лучше должен знать про все. Эдип Так, значит, ты не сам нашел?.. Вестник Нет, сын мой, Другой пастух тебя мне дал. Эдип Кто он? Не знаешь ли ты имени? Вестник Не знаю. Он Лайоса рабом себя назвал. Эдип Покойного царя земли Фиванской? Вестник Да; у него тот муж был пастухом. Эдип В живых ли он, могу ль его увидеть? Вестник Спроси о том у здешних граждан, царь. Эдип Кому-нибудь — друзья мои, скажите — Встречался ли за городом, иль здесь, В стенах Кадмейских, тот, кого мы ищем? Давно пора нам тайну обличить. Хор Я думаю, что этот тот пастух, За кем послал ты в поле. Но царице Не должно ли об этом лучше знать? Эдип Иокаста! Раб, которого нам Вестник Назвал, не есть ли тот, кого мы ждем? Иокаста Кого назвал он? Не тревожься, царь, Не слушай их, забудь пустые речи. Эдип Ни перед чем не отступлю, жена, Пока отца и мать я не узнаю! Иокаста О, если жизнью дорожишь,— молчи, Не спрашивай, богами заклинаю! И без того уж мне довольно мук... Эдип Чего же ты боишься? Если б даже От третьего колена был я раб,— Поверь, тебя позор мой не коснется. Иокаста И все-таки — не спрашивай; ни с кем Не говори об этом, умоляю! Эдип Напрасно молишь: знать я должен все! Иокаста Послушай, царь: тебе желаю блага... Эдип Уж сколько зла мне причинили те, Кто о моем лишь благе помышляют... Иокаста О, тяжко, тяжко!.. Лучше б никогда И не искать тебе, не думать, кто ты!.. Эдип (гражданам) Мне пастуха скорее приведите: Оставьте же, не слушайте ее,— Пусть хвастает, гордясь величьем предков! Иокаста Несчастный ты! Вот все, что я могу Сказать,— прости!.. Уж больше не услышишь Ты от меня вовеки ничего. (Иокаста уходит.) Хор Зачем она в тоске смертельной, молча, Ушла с такой поспешностью? Боюсь, Боюсь, Эдип, чтоб не было молчанье Предвестником непоправимых бед... Эдип Так пусть же все пророчества свершатся! Я знать хочу, кто мой отец и мать, Как ни был бы их темный род ничтожен. Вы видели, царица за меня Из женского тщеславия стыдится; Но знаю: в том, что я — дитя Судьбы, Всем радости дарящей, нет позора. Судьба — мне мать, и Время — мне отец: Они Эдипа сделали великим Из малого. Я родился от них И не боюсь узнать мое рожденье! (Эдип уходит.) Хор Строфа Если не лишен я дара прорицанья, То, клянусь Олимпом,— раньше полнолунья, Завтра же прославим, Киферон, тебя Мы за то, что ты вскормил младенца, Сохранил могучего царя, Не отверг отвергнутого всеми, Но на лоно принял, как отец, Вот за что тебе Будем гимны петь. Феб благой, сверши мои пророчества! Антистрофа Сын богов счастливый, кто из вечно юных, Кто тебе родитель? С нимфою стыдливой Пан ли, в горных дебрях любящий бродить, Или Феб, настигнувший дриаду, Там, во мгле таинственных пещер, Или бог, царящий над Килленой, Или Вакх тебя на высях гор Принял в дар из рук Геликонских нимф? С ними он резвится, вечно радостный! (Эдип выходит из дворца. Вдали пастух.) Эдип Хоть никогда его не видел прежде, Я думаю, что это тот пастух, Которого давно уже мы ищем. О, да, по всем приметам это он: Таких же лет преклонных, как и вестник... При нем я вижу отроков моих. Друзья! вы с ним уже встречались раньше,— Вы можете узнать его скорей. Хор Да, мы его узнали: этот старец У Лайоса был верным пастухом. Эдип Сперва тебя, о, странник из Коринфа, Спрошу: о нем ты говорил? Вестник О нем. (Входит Пастух.) Эдип Стань предо мной, смотри мне в очи, старец, На все мои вопросы отвечай. У Лайоса ты не был ли слугою? Пастух Я был рабом, воспитанным в дому, Не купленным. Эдип Что в эти дни ты делал? Пастух Был пастухом. Эдип Скажи, в каких местах Ты чаще пас? Пастух На склонах Киферона И близ него. Эдип (указывая на Вестника) Взгляни сюда, старик. Вот этого не узнаешь ли мужа? Пастух Кто он?.. О, царь!.. О чем ты говоришь?.. Эдип Припомни, с ним встречался ли ты раньше? Пастух Сейчас его я вспомнить не могу... Вестник И этому ты, царь, не удивляйся: Мы все ему сейчас напомним ясно. Я думаю, он не забыл о том, Как некогда в долинах Киферона (Тогда он вел два стада, я — одно) Три месяца мы проводили вместе — От вешних дней до Арктура; потом Он — в царский хлев, и я — в мою овчарню, При заморозках утренних, стада Мы загоняли. Помнишь ли, товарищ? Пастух Мне кажется, ты правду говоришь, Хоть много лет прошло с тех пор. Вестник И помнишь, Однажды ты малютку мне принес, Чтоб я, приняв его, вскормил, как сына? Пастух Зачем об этом спрашиваешь? Вестник (указывая на Эдипа) Друг, Смотри же, вот кто был питомцем нашим! Пастух Несчастный! Что ты делаешь? Молчи!.. Эдип О, раб, его не должно упрекать, Скорее сам достоин ты упрека. Пастух За что, скажи мне, лучший из царей... Эдип За то, что ты, старик, скрываешь... Пастух Верь мне, Не знает сам, о чем он говорит. Эдип Я все открыть тебя заставлю силой! Пастух О, сжалься, царь, над бедным стариком! Эдип Рабы, скорей ему свяжите руки! Пастух За что? Скажи, что хочешь ты узнать? Эдип Всю истину. Ты дал ему младенца? Пастух Я дал, но лучше б умереть в тот день! Эдип Сейчас умрешь, коль правды мне не скажешь... Пастух Коль правду ты узнаешь,— я погиб... Эдип Старик! На зло мне медлишь ты ответом!.. Пастух Уж я сказал, что принял он дитя Из рук моих... Эдип Твое или чужое? Пастух Нет, не мое... Его мне дали... Эдип Кто? Кто?.. Говори же!.. Из какого дома? Пастух Довольно, царь! Не спрашивай, молю... Эдип Коль дорожишь ты жизнью, отвечай мне! Пастух То был потомок Лайоса царя... Эдип Раб или сын? Пастух О, горе! Страшно молвить... Эдип А мне страшней услышать... Говори!.. Пастух Дитя — я помню — звали царским сыном... Спроси жену, ей лучше знать... Эдип Она Дала тебе младенца? Пастух Да. Эдип Зачем? Пастух Чтоб умертвить. Эдип О, неужели мать?.. Пастух Она боялась прорицаний бога... Эдип Каких?.. Пастух Что сын убьет отца... Эдип Зачем Товарищу ты передал младенца? Пастух Мне было жаль малютку. Я хотел, Чтобы унес его пастух в ту землю, Откуда сам пришел. А между тем Он сохранил для худших бед младенца... Когда ты тот, кем он тебя назвал, О, царь мой, ты несчастен!.. Эдип Горе! Горе! Отныне мне все ясно. Свет дневной, Погасни же в очах моих! Я проклят, И проклятым рожден — я осквернил Святое ложе, кровь святую пролил! (Все уходят, кроме Хора.) Хор Строфа первая Ах, вся твоя жизнь, О, род человеческий,— Какое ничтожество! Казаться счастливыми,— Вам счастие большее Доступно ли, смертные? Казаться,— не быть,— И то на мгновение! Я теперь лишь постиг, твой пример увидав, Твою жизнь, твою скорбь, злополучный Эдип, Что не может быть счастья для смертного. Антистрофа первая Не ты ль на земле Достиг высочайшего — Богатств и величия? О, боги! Предвиденьем Не ты ли Пророчицу С когтями Чудовище, Герой, победил? Твердыней незыблемой Ты над нами стоял, нас от смерти хранил, Мы за то вознесли, мы венчали тебя, И в Кадмее великой ты царствовал. Строфа вторая Ныне же, ныне, Эдип,— о, как изменчиво все! — Кто из людей испытал скорбь, безнадежней твоей? Жалко царя мне великого! В тех же объятьях ты был сыном и мужем, увы! Ложе, где ты родился,— брачное ложе твое. Ты разделил его с матерью! Как же сердце в ней молчало? И безропотно так долго Нечестивые лобзанья Как могла она терпеть? Антистрофа вторая Но против воли твоей, Время, всезнающий бог, Время открыло, Эдип, твой святотатственный брак, Ибо, рожденный с родившею, В страшный союз ты вступил. Лучше б лица твоего Нам никогда не видать. Ныне же, царь мой, скорбеть Должен я скорбью великою. Ибо — если молвить правду — Кто мне дал вздохнуть свободно, Кто вернул бессонным веждам Сон отрадный, как не ты? Слуга О, граждане, славнейшие в Кадмее, Коль родственным участием полны Вы к правящему дому Лабдакидов,— Какая скорбь наполнит вам сердца, Что суждено увидеть вам, услышать! Я думаю, что не могли бы смыть Уже ни Фас, ни Истр глубоководный. Всего, что здесь, под кровлею дворца, Скрывается и явным будет скоро. Все эти муки — добровольны; в мире Воистину нет больших зол, чем те, Которые творим себе мы сами. Хор И прежних нам уже довольно бедствий. Что хочешь ты еще прибавить к ним? Слуга Поведать все могу в словах немногих: Возлюбленной Иокасты нет в живых. Хор Несчастная!.. Скажи мне, кто убийца? Слуга Сама себя убила. Но от вас Горчайшее сокрыто: очи ваши Не видели ее последних мук. Внимайте же. Все расскажу, что помню. Едва она в преддверие вбежала, Как бросилась во внутренний покой И прямо к ложу брачному, и двери Захлопнула. Там волосы рвала Обеими руками в исступленье, И Лайоса, погибшего давно, Звала она и вспоминала ночь, Когда зачат был сын-отцеубийца, С которым мать произвела на свет Отверженных детей в кровосмешенье. И прокляла то ложе, где, вдвойне Несчастная, она от мужа мужа И сыновей от сына родила. Что было с ней потом — не знаю; с криком Вбежал Эдип: он видеть помешал Мне смерть ее. Мы все смотрели, молча, Как он, блуждая, требовал меча. Искал «жены и не жены, во чреве Его носившей и его детей»! Не мы, вблизи его стоявшие, но Даймон Шаги его, должно быть, направлял. И в ярости на двери устремился Он с громким криком, словно кто-нибудь Ему на них указывал, и, вырвав Железные крюки из петель, в дверь Он ринулся; а там, в покое брачном, Она уже повесилась. Вбежав, Он развязал веревку с диким воплем, И труп упал на землю. И тогда Несчастный сделал то, что вспомнить страшно. С одежд ее застежки золотые Сорвав, себе глаза он проколол Их острием, твердя, что не увидит Ни собственных несчастий, ни злодейств, Что, вечной тьмой объятый, не узнает Ни тех, кого хотел бы он узнать, Ни тех, кого не должен бы он видеть. Так, проклиная жизнь в безумной скорби, Все ударял и ударял глаза Открытые, приподымая веки, И по щекам из них сочилась кровь, Не каплями, а черными струями И целым градом слез кровавых. Там, В покое брачном, муж соединился В страданиях с женой в последний раз. Где некогда блаженство обитало, Там ныне — смерть и муки, и позор, Все ужасы, которым есть лишь имя! Хор Но что теперь он делает? Слуга Кричит И требует, чтоб дверь открыли настежь И показали всем отцеубийцу, Того, кто мать... Нет! Нечестивых слов Не повторю. Изгнать себя он хочет, Прочь убежать из дома, им самим Проклятого, но силы не хватает, И не успел вожатого слепец Еще найти. А человек не может Один таких мучений выносить... Но посмотри: вот на дверях запоры Уж сдвинуты: сейчас увидишь то, Что и врагов заставило бы плакать! (Двери открываются настежь. В глубине дома — мертвое тело Иокасты. К народу выводят слепого Эдипа.) Хор Страшны людям такие страдания. Вот Из всего, что мы видели в жизни, Вот — страшнейшее! Даймон тобой овладел! Что за сила, как вихрь, налетела, Смяла все и разрушила в жизни твоей, О, несчастный!.. Хотел бы о многом Я спросить, но услышать боюсь, и смотреть На тебя не могу — так мне страшно. Эдип Тяжко, тяжко мне!.. Где я? О, несчастный! Куда привели вы меня? Я не вижу... Скажите мне, с кем говорю?.. Что со мною вы сделали, боги! Хор Ужасное, чему нет даже имени!.. Эдип Строфа первая Ночь беспредельная, Неотвратимая! Тьма несказанная, Смерти подобная! Еще в ней ярче образы кровавые, Еще сильнее боль воспоминания! Хор Мы чувствуем, как борешься ты с ужасом, Как под двойным изнемогаешь бременем! Эдип Антистрофа первая О, мои верные Слуги! Доныне слепца одинокого Вы не покинули. Вы здесь еще... О, да, из мрака вечного Я слышу, милые, ваш голос дружеский! Хор Мой бедный брат! Зачем ты ослепил себя, Кто из богов наполнил ум твой яростью? Эдип Строфа вторая Бог Дельфийский, друзья, это он, это он! Бог — виновник всех бед. Но глаза себе сам, Сам я вырвал! На что они? В мире Уж нет ничего и не будет вовек, Что увидеть мне было бы сладко! Хор Увы! Увы! Сказал ты правду горькую. Эдип Строфа третья Что осталось мне? Чем утешиться? И на что взглянуть? И кого любить? Прочь, скорей, друзья, уведите прочь Оскверненного и проклятого, И очам богов ненавистного. Хор В сознанье мук есть горечь, мукам равная... О, лучше б мы тебя совсем не видели! Эдип Антистрофа вторая Да погибнет же тот, кто в пустынных горах Мои ноги исторг из безжалостных уз, Спас от смерти меня,— будь он проклят!.. О, на что эта жизнь? Ни себе, ни родным, Если б умер, я не был бы в тягость! Хор Ты прав, несчастный: лучше бы совсем не жить! Эдип Антистрофа третья Я, не названный мужем матери, Не запятнанный кровью отчею, Спал бы вечным сном. А теперь во зле, Чтоб убить отца, обесчестить мать, Я рожден на скорбь беспредельную! Хор Зачем же ты, страдалец, не убил себя? Совсем не жить — отраднее, чем жить слепым. Эдип О, нет! Меня вы в том не упрекайте. Я поступил, как должен был, друзья. Подумайте, какими же глазами, Сойдя в Аид, взглянул бы я на мать И на отца, им сделав то обоим, Чего и смерть не может искупить? О, как смотрел бы я и детям в очи, Рожденным мной в таком союзе? Нет, Ни этих стен, ни башен городских, Ни красоты богов во храмах светлых — Я ничего не должен видеть. Сам, Когда я был еще царем великим, Сам я клялся, что не увидит их, Что будет изгнан тот, о чьем злодействе И кровь царя, и боги вопиют. И смел бы я взглянуть в лицо народу, Изобличив себя в позоре? Нет! О, если б мог я слух мой уничтожить, То лучше бы уж сделал я совсем Бесчувственным страдальческое тело, Глухим, слепым: не слышать и не видеть И мук своих не чувствовать так сладко... О, Киферон! Зачем же принял ты И не убил младенца, чтобы люди Не ведали рожденья моего? И ты, Коринф, и ты, дворец Полиба, Которого отцом я называл,— Скрывая зло под царственным величьем, Зачем, зачем вскормили вы меня? Открылась тайна, видите, бесславным От матери бесславной я рожден! О, путь тройной, глубокая долина И темная дуброва, и стезя Кремнистая, ты, капли отчей крови Впитавшая — пролитые моей, Моей рукой, вы помните ль, что сделал Несчастный там, у вас? и что потом Он совершил, придя сюда, в Кадмею? О, семя, семя, давшее мне жизнь И на одном и том же брачном ложе Отцов, детей и братьев, и невест И матерей — все, все в кровосмешенье Зачавшее, в гнуснейшем из злодейств, Здесь, на земле кого-либо свершенных!.. Нет! Нет! Нельзя об этом говорить... О, спрячьте же, убейте поскорей, Иль ввергните меня в пучину моря, Чтоб изверга никто не видел! Где, О, где же вы?.. Коснуться удостойте Несчастного, не бойтесь... Из людей Не вынес бы никто моих страданий! Хор Сюда идет Креон. Он все решит И сделает, что хочешь,— ибо принял Теперь он власть над городом. Эдип Увы! Что я могу сказать? Он не поверит: Я так пред ним неправ был и жесток. Креон Эдип, сюда не с тем я прихожу, Чтоб упрекнуть тебя или насмешкой За прежние обиды отомстить... (Слугам, окружающим Эдипа.) Но если вы людей уж не стыдитесь, Побойтесь же хоть Гелиоса, всех Питающего, пламенного бога, И пред его лицом не обнажайте Того, что не должна терпеть земля, Ни свет дневной, ни дождь благословенный! Ведите же несчастного домой: Лишь нам, родным, пристойно видеть горе Семейное,— и больше никому. Эдип Коль ты, благой, пришел ко мне, злодею, На что уж я надеяться не смел,— Послушайся меня, Креон, молю я. Не для себя, для блага твоего... Креон О чем ты просишь? Эдип Уведи меня Прочь от людей, туда, где молвить слова Не мог бы я вовек ни с кем живым. Креон Сперва узнать я должен волю бога. Эдип Бог повелел злодея умертвить. Креон О, да, но все ж в таких несчастьях дважды Хочу спросить его, что делать нам. Эдип Как? В Дельфах спросят о таком злодее?.. Креон И Фебу ты на этот раз поверь! Эдип Тебе во всем, владыка, предаюсь: Похорони, как должно, прах несчастной, Лежащей там, в покоях. Этот долг Для собственной семьи, Креон, исполни. А я уже отныне с вами жить В ограде Фив священных недостоин. О, дайте мне вернуться в мой приют Единственный, на горы Киферона, В тот дикий край, что мне отец и мать В младенчестве назначили могилой, Чтоб там погиб отверженный их сын. Я чувствую одно: ни от болезни, Ни от чего другого умереть Не суждено мне, ибо верной смерти Я не избег бы ныне, если б Рок Мне страшного конца не приготовил. Но да свершится надо мной судьба! Я сыновей моих не поручаю Тебе, Креон: повсюду муж найдет, Чем прокормить себя; но о несчастных, О дочерях покинутых моих Ты позаботься для меня, о, брат мой! И об одном еще тебя молю: Дай мне обнять их и поплакать вместе... О, царь мой, Потомок рода славного, исполни Мольбу мою. Когда в последний раз Их обниму, мне будет вновь казаться, Что я их вижу, что они — мои... Но тише!.. О, боги! Здесь — они... Я слышу, плачут, Родимые! Ты пожалел меня, Привел ко мне детей моих любимых, Не правда ль?.. Креон Я знал, что ты захочешь их обнять. И поспешил призвать твоих детей. Эдип Так будь же ты благословен вовеки, И Даймон лучший да хранит тебя, Чем твоего отверженного брата! (К дочерям Исмене и Антигоне.) Где, где же вы, родные? Подойдите Сюда, ко мне. Коснитесь этих рук, О, милые,— преступных и несчастных, Которыми из прежде светлых глаз — Смотрите — вот что сделал я. О, дети! Я вас родил от матери моей, Но сам того, что делаю,— не ведал. И мне уже не видеть вас вовек!.. Я только плачу, бедные, над вами И думаю: несладкой будет жизнь Вам у людей. Приветливое слово Кто молвит вам? В день праздничный во храме Нерадостным вам будет торжество, И со слезами вы домой вернетесь. Когда же в брак вступить придет пора, Кто, жалкие, захочет быть вам мужем И на себя такой позор принять? Каких еще не достает нам бедствий? Вы — дочери того, кто умертвил Отца, кто мать родную обесчестил, На ложе вас родил, где сам рожден! Вот вечный ваш позор... И кто же примет В свой дом таких отверженных? Никто. Безбрачные, бездетные, горюя, Умрете вы... Но ты, Менойков сын, Единственный защитник им, ты знаешь, Нет ни отца, ни матери у них. Не правда ли, родных ты не покинешь, Беспомощных, бездомных, в нищете, Чтоб муки их с моими не сравнялись? Они еще так молоды, Креон... У них теперь лишь ты один остался, И больше нет на свете никого. Скажи, что будешь ты отцом несчастных, Дай руку мне, мой брат, и поклянись... Хотелось бы еще сказать, о, дети, Вам многое, но вы теперь понять Не можете, и я молю бессмертных Лишь об одном: какой бы жребий вас Не ожидал, да будет жизнь вам легче, Родимые, чем вашему отцу! Креон Слез довольно. Ты простился. Во дворец пойдем скорей. Эдип Как ни тяжко, повинуюсь... Креон В жизни свой черед всему. Эдип Но уйду с мольбой последней... Креон Я внимаю,— говори. Эдип Прочь из Фив уйти навеки! Креон Это бог решит, не я. Эдип Богу — враг я ненавистный... Креон Тем скорей твоя мольба Об изгнанье совершится. Эдип Так ты думаешь, Креон? Креон Знаешь сам, что, не подумав, говорить я не люблю. Эдип Если так, идем скорее. Креон Но оставь своих детей... Эдип Нет, молю, не отнимай их!.. Креон Не желай владеть ты всем: И того, что было в жизни, не умел ты сохранить. Хор Обитатели Кадмеи, посмотрите на Эдипа, На того, кто был великим, кто ни зависти сограждан, Ни судьбы уж не боялся, ибо мыслью он бесстрашной Сокровеннейшие тайны Сфинкса древнего постиг. Посмотрите, как низвергнут он Судьбой! Учитесь, люди, И пока пределов жизни не достигнет без печали, И пока свой день последний не увидит тот, кто смертен,— На земле не называйте вы счастливым никого. <1893>