Самые лучшие цитаты Пауло Коэльо, которые, возможно, помогут немного под другим углом посмотреть на жизнь и осознать что-то главное

Пауло Коэльо - легендарный бразильский прозаик и поэт. Общий тираж его книг на всех языках уже давно превышает 300 миллионов. Его особый слог и мысли в романах, антологиях и сборниках коротких рассказов-притч помогают читателю немножко под другим углом посмотреть на жизнь, разглядеть малое в великом, найти в себе силы любить, любить жизнь и смотреть на все с оптимизмом.

Собрал для вас одни из самых лучших цитат Пауло Коэльо, которые, возможно, помогут вам осознать что-то главное:

1. Наши ангелы всегда с нами, и часто они используют чьи-нибудь губы, чтобы сказать нам что-то.
2. Если ты способен видеть прекрасное, то только потому, что носишь прекрасное внутри себя. Ибо мир подобен зеркалу, в котором каждый видит собственное отражение.
3. Если человек действительно чего-то захочет, то вся Вселенная будет способствовать тому, чтобы его желание сбылось.
4. Что случилось однажды, может никогда больше не случиться. Но то, что случилось два раза, непременно случится и в третий.
5. Когда чего-нибудь сильно захочешь, вся Вселенная будет способствовать тому, чтобы желание твоё сбылось.
6. Иногда ты должен побежать, чтобы увидеть, кто побежит за тобой. Иногда ты должен говорить мягче, чтобы увидеть, кто на самом деле прислушивается к тебе. Иногда ты должен сделать шаг назад, чтобы увидеть, кто ещё стоит на твоей стороне. Иногда ты должен делать неправильные решения, чтобы посмотреть, кто с тобой, когда всё рушится.
7. Если я буду совершать именно те поступки, которых ждут от меня люди, я попаду к ним в рабство.
8. Истинная любовь взаимности не требует, а тот, кто желает получить за свою любовь награду, попусту теряет время.
9. Жизнь - это всегда ожидание того часа, когда дальнейшее зависит лишь от твоих решительных действий.
10. Заблудиться - это наилучший способ найти что-нибудь интересное.
11. Самый темный час – перед рассветом.
12. Если тебя выписали из сумасшедшего дома, это еще не значит, что тебя вылечили. Просто ты стал как все.
13. Если человек твой – то он твой, а если его тянет еще куда-то, то ничто его не удержит, да и не стоит он ни нервов, ни внимания.
14. Все говорят в спину что угодно, а в глаза – что выгодно.
15. Если любовь меняет человека быстро, то отчаяние – еще быстрей.
16. Там, где нас ждут, мы всегда оказываемся точно в срок.
17. Жизнь порой бывает удивительно скупа - целыми днями, неделями, месяцами, годами не получает человек ни единого нового ощущения. А потом он приоткрывает дверь - и на него обрушивается целая лавина.
18. Ждать - это самое трудное.
19. Дойдя до конца, люди смеются над страхами, мучившими их в начале.
20. Если осмелишься сказать «прощай», жизнь наградит тебя новым «здравствуй».
21. Постоянно чувствовать себя несчастным – непозволительная роскошь.
22. Есть люди, которые родились на свет, чтобы идти по жизни в одиночку, это не плохо и не хорошо, это жизнь.
23. Никогда нельзя отказываться от мечты! Мечты питают нашу душу, так же, как пища питает тело. Сколько бы раз в жизни нам ни пришлось пережить крушение и видеть, как разбиваются наши надежды, мы все равно должны продолжать мечтать.
24. Все на свете – это разные проявления одного и того же.
25. Самые важные слова в своей жизни мы произносим молча.
26. Иногда нужно обойти весь мир, чтобы понять, что клад зарыт у твоего собственного дома.
27. Люди хотят всё изменить и одновременно хотят, чтобы всё оставалось прежним.
28. То, что ты ищешь, тоже ищет тебя.
29. Всегда говори то, что чувствуешь и делай то, что думаешь! Молчание ломает судьбы…
30. Человек все делает наоборот. Спешит стать взрослым, а потом вздыхает о прошедшем детстве. Тратит здоровье ради денег и тут же тратит деньги на то, чтобы поправить здоровье. Думает о будущем с таким нетерпением, что пренебрегает настоящим, из-за чего не имеет ни настоящего, ни будущего. Живет так, словно никогда не умрет, и умирает так, словно никогда не жил.
31. Иногда нужно умереть, чтобы начать жить.
32. Всегда нужно знать, когда заканчивается очередной этап твоей жизни. Замыкается круг, закрывается дверь, завершается глава-не важно, как ты это назовешь, важно оставить в прошлом то, что уже принадлежит прошлому…
33. Случается иногда, что жизнь разводит двоих людей – только для того, чтобы показать обоим, как они важны друг для друга.
34. Как только я нашел все ответы, изменились все вопросы.
35. В конце всё обязательно должно быть хорошо. Если что-то плохо - значит, это ещё не конец…

В 1623 г. умер Пьетро Сарпи, широко образованный венецианский монах, доля участия которого есть в откры­тии венозных клапанов. Среди его книг и рукописей обнаружили копию сочинения о движении сердца и крови, опубликованного во Франкфурте только пять лет спустя. Это было сочинение Вильяма Гарвея, ученика Фабрицио.

Гарвей принадлежит к числу выдающихся исследова­телей человеческого организма. Он немало способство­вал тому, что медицинская школа в Падуе приобрела столь громкую славу в Европе. Во дворе Падуанского университета до сих пор можно видеть герб Гарвея, ук­репленный над дверью в зал, в котором читал свои лек­ции Фабрицио: две змеи Эскулапа, обвивающие горящую свечу. Эта избранная Гарвеем в качестве символа горя­щая свеча изображала жизнь, пожираемую пламенем, но тем не менее светящую.

Вильям Гарвей (1578-1657)

Гарвей открыл большой круг кровообращения, по ко­торому кровь от сердца проходит по артериям к органам, а от органов по венам поступает обратно в сердце - факт, в наши дни само собой разумеющийся для каждого, кто хотя бы немного знает о теле человека и его строении. Однако для того времени это было открытие необычай­ной важности. Гарвей имеет для физиологии такое же значение, какое для анатомии имеет Везалий. Он был встречен так же враждебно, как и Везалий, и так же, как и Везалий, обрел бессмертие. Но дожив до более преклонного возраста, чем великий анатом, Гарвей ока­зался счастливее его - он умер уже в свете славы.

Гарвею также пришлось вести борьбу с традицион­ным взглядом, высказанным еще Галеном, что артерии содержат якобы мало крови, но много воздуха, в то вре­мя как вены наполнены кровью.

У каждого человека нашего времени возникает вопрос: как можно было допускать, что артерии не содержат кро­ви? Ведь при любом ранении, затрагивавшем артерии, из сосуда била струя крови. Жертвоприношения и убой животных также свидетельствовали о том, что в артериях текла кровь и даже доста­точно много крови. Однако нельзя забывать, что науч­ные взгляды определялись тогда данными наблюдений на трупах вскрытых живот­ных и редко на трупах че­ловека. В мертвом же те­ле, - каждый студент-медик первого курса может это подтвердить, - артерии су­жены и почти бескровны, тогда как вены толсты и на­полнены кровью. Эта бес­кровность артерий, насту­пающая только с послед­ним ударом пульса, препят­ствовала правильному пониманию их значения, и поэтому-то ничего не было известно и о кровообращении. Полагали, что кровь образуется в печени - в этом мощ­ном и богатом кровью органе; через большую полую вену, толщина которой не могла не броситься в глаза, она поступает в сердце, проходит через тончайшие отверстия- поры (которых, правда, никто никогда не видел) - в сердечной перегородке из правой сердечной камеры в левую и отсюда направляется к органам. В органах, учили в то время, эта кровь расходуется и поэтому пе­чень постоянно должна производить новую кровь.

Еще в 1315 г. Мондино де Люцци подозревал, что такой взгляд не соответствует действительности и что от сердца кровь течет также и в легкие. Но его предположе­ние было очень неопределенным, и потребовалось более двухсот лет, чтобы сказать об этом ясное и четкое слово. Его сказал Сервет, который заслуживает того, чтобы о нем кое-что рассказать.

Мигель Сервет (1511-1553)

Мигель Сервет (собственно Сервето) родился в 1511 г. в Вильянове в Испании; мать его была родом из Франции. Общеобразовательную подготовку он получил в Сарагоссе, юридическое образование - в Тулузе, во Франции (его отец был нотариусом). Из Испании - страны, над которой стлался дым костров инквизиции, он попал в страну, где дышалось легче. В Тулузе ум семнадцатилетнего юноши был охвачен сомнениями. Здесь он имел возможность читать Меланхтона и других авторов, вос­ставших против духа средневековья. Часами сидел Сервет вместе с единомышленниками и ровесниками, обсуж­дая отдельные слова и фразы, доктрины и различные толкования библии. Он видел различие между тем, чему учил Христос, и тем, во что превратили это учение напластавшаяся софистика и деспотическая нетерпимость.

Ему предложили место секретаря при духовнике Карла V, которое он охотно принял. Таким образом, вместе с двором он побывал в Германии и Италии, стал свидетелем торжеств и исторических событий и позна­комился с великими реформаторами - с Меланхтоном, Мартином Буцером, а позднее и с Лютером, который произвел на пламенного юношу огромное впечатление. Несмотря на это, Сервет не стал ни протестантом, ни лютеранином, и несогласие с догмами католической церкви не привело его к реформации. Он, стремясь к чему-то совершенно иному, читал библию, изучал исто­рию возникновения христианства и его нефальсифициро­ванные источники, пытаясь достичь единства веры и нау­ки. Сервет не предвидел опасностей, к которым это могло привести.

Размышления и сомнения закрыли ему дорогу куда бы то ни было: он был еретиком как для католической церкви, так и для реформаторов. Везде он встречал на­смешки и ненависть. Разумеется, такому человеку не было места при императорском дворе, а тем более ему нельзя было оставаться секретарем духовника императора. Сервет избрал беспокойную стезю, чтобы никогда уже с нее не сходить. В возрасте двадцати лет он опубликовал со­чинение, в котором отрицал троичность бога. Тогда уже и Буцер сказал: «Этого безбожника следовало бы раскромсать на куски и вырвать ему из тела внутрен­ности». Но ему не пришлось увидеть исполнения своего желания: он умер в 1551 г. в Кембридже и был похоро­нен в главном соборе. Позднее Мария Стюарт приказала изъять его останки из гроба и сжечь: для нее он был ве­ликим еретиком.

Сервет отпечатал названный труд о троичности за свой счет, что поглотило все его сбережения. Родные от него отказались, друзья отреклись, так что он был рад, когда в конце концов устроился под вымышленным именем корректором к одному лионскому книгопечатнику. Послед­ний, приятно пораженный хорошим знанием латыни сво­им новым служащим, поручил ему написать книгу о Земле, положив в основу ее теорию Птоломея. Так вы­шло в свет имевшее огромный успех сочинение, которое мы бы назвали сравнительной географией. Благодаря этой книге Сервет познакомился и подружился с лейб- медиком герцога лотарингского доктором Шампье. Этот доктор Шампье интересовался книгами и сам был авто­ром нескольких книг. Он помог обрести Сервету свое подлинное призвание - медицину и заставил его учиться в Париже, вероятно, дав для этого и средства.

Пребывание в Париже позволило Сервету познако­миться с диктатором нового вероучения - Иоганном Кальвином, который был на два года старше его. Каж­дого, не согласного с его взглядами, Кальвин карал ненавистью и преследованиями. Сервет впоследствии тоже стал его жертвой.

По окончании медицинского образования Сервет не­долго занимался медициной, которая могла бы доставить ему кусок хлеба, спокойствие, уверенность в будущем и всеобщее уважение. Некоторое время он практиковал в Шарлье, расположенном в плодородной долине Луары, но, спасаясь от преследований, вынужден был возвра­титься в корректорскую в Лионе. Тут судьба протянула ему спасительную длань: никто иной, как архиепископ Вьеннский, взял еретика к себе в качестве лейб-медика, предоставив тем самым ему защиту и условия для спокойной работы.

Двенадцать лет Сервет спокойно жил во дворце архиепископа. Но покой был только внешне: великого мыслителя и скептика не покидало внутреннее беспокой­ство, обеспеченная жизнь не могла загасить внутреннего огня. Он продолжал размышлять и искать. Внутренняя мощь, а, может быть, лишь доверчивость побудила его поведать свои мысли тому, у кого они должны были вызвать наибольшую ненависть, а именно Кальвину. Проповедник и глава новой веры, своей веры, восседал в то время в Женеве, приказывая сжигать каждого, кто ему противоречил.

Это был опаснейший, вернее, самоубийственный шаг - послать рукописи в Женеву с тем, чтобы посвятить такого человека, как Кальвин, в то, что думает о боге и церкви такой человек, как Сервет. Но мало того: Сервет отослал Кальвину и его собственное произведение, глав­ное его сочинение со своим приложением, в котором ясно и обстоятельно были перечислены все его погрешности. Только наивный человек мог думать, что речь шла лишь о научных разногласиях, о деловой дискуссии. Сервет, указав все ошибки Кальвина, больно задел его и раздра­жил до предела. Именно это послужило началом трагиче­ского конца Сервета, хотя прошло еще семь лет до того как языки пламени сомкнулись над его головой. Чтобы закончить дело миром, Сервет написал Кальвину: «Пойдем же разными путями, верни мне мои рукописи и прощай». Кальвин же в одном из писем к своему единомышленнику, известному иконоборцу Фарелю, которого ему удалось привлечь на свою сторону, говорит: «Если Сервет когда-либо посетит мой город, то живым я его не выпущу».

Сочинение, часть которого Сервет послал Кальвину, вышло в свет в 1553 г., через десять лет после первого издания анатомии Везалия. Одна и та же эпоха породила обе эти книги, но как принципиально различны они по своему содержанию! «Fabrika» Везалия - это исправлен­ное в результате собственных наблюдений автора учение о строении человеческого тела, отрицание галеновой анатомии. Труд Сервета - богословная книга. Он назвал ее «Cristianismi restitutio...». Весь заголовок в соответст­вии с традицией той эпохи весьма длинный и гласит следующее: «Восстановление христианства, или обраще­ние ко всей апостолической церкви вернуться к ее соб­ственным началам, после того как будет восстановлено познание Бога, вера в Христа нашего искупителя, воз­рождение, крещение, а также вкушение пищи господней, и после того как для нас вновь, наконец откроется цар­ствие небесное, будет даровано избавление от безбож­ного Вавилона, и враг человеческий с присными своими будет уничтожен».

Это произведение было полемическим, написанным в опровержение догматического учения церкви; оно было тайно напечатано во Вьенне, будучи заведомо обречен­ным на запрещение и сожжение. Однако три экземпляра все же избежали уничтожения; один из них хранится в Венской национальной библиотеке. При всех своих нападках на догму книга исповедует смирение. Она пред­ставляет собой новую попытку Сервета объединить веру с наукой, приспособить человеческое к необъяснимому, божественному или же сделать божественное, т. е. изло­женное в библии, доступным путем научного толкова­ния. В этом произведении о восстановлении христианства совершенно неожиданно встречается весьма примечатель­ное место: «Чтобы уразуметь это, нужно сначала понять, как производится жизненный дух... Жизненный дух берет свое начало в левом сердечном желудочке, при этом особое содействие производству жизненного духа оказы­вают легкие, так как там происходит смешение входящего в них воздуха с кровью, поступающей из правого сердеч­ного желудочка. Этот путь крови, однако, вовсе не проле­гает через перегородку сердца, как принято думать, а кровь чрезвычайно искусным образом гонится другим путем из правого сердечного желудочка в легкие... Здесь она смешивается с вдыхаемым воздухом, в то время как при выдыхании кровь освобождается от сажи» (здесь подразумевается углекислота). «После того как через дыхание легких кровь хорошо перемешана, она, наконец, снова притягивается в левый сердечный желудочек».

Каким путем Сервет пришел к этому открытию - путем наблюдения на животных или на людях - неизвест­но: несомненно лишь, что он первый отчетливо распознал и описал легочное кровообращение, или так называемый малый круг кровообращения, т. е. путь крови из правой части сердца в легкие и оттуда обратно в левую часть сердца. Но на чрезвычайно важное открытие, благодаря которому представление Галена о переходе крови из пра­вого желудочка в левый через сердечную перегородку отходило в область мифов, откуда оно и пришло, обрати­ли внимание лишь немногие врачи той эпохи. Это, очевидно, следует приписать тому, что Сервет изложил свое открытие не в медицинском, а в богословском сочи­нении, к тому же в таком, которое усердно и весьма успешно разыскивали и уничтожали слуги инквизиции.

Характерная для Сервета оторванность от мира, пол­ное непонимание серьезности положения привели к тому, что при поездке в Италию он заехал в Женеву. Предпо­лагал ли он, что проедет через город незамеченным, или же думал, что гнев Кальвина давно остыл?

Здесь он был схвачен и брошен в темницу и уже не мог ожидать пощады. Он писал Кальвину, прося у него более человечных условий заключения, но тот не знал жалости. «Вспомни, - гласил ответ, - как шестнадцать лет назад в Париже старался я склонить тебя к нашему господу! Если бы ты тогда пришел к нам, я постарался бы помирить тебя со всеми добрыми слугами господними. Ты же травил и хулил меня. Ныне ты можешь молить о пощаде господа, коего ты поносил, желая ниспроверг­нуть три воплощенных в нем существа, - троицу».

Приговор четырех высших церковных инстанций, су­ществовавших тогда в Швейцарии, разумеется, совпадал с приговором Кальвина: он провозглашал смерть через сожжение и 27 октября 1553 г. был приведен в исполне­ние. Эта была мучительная смерть, но Сервет отказался отречься от своих убеждений, что дало бы ему возмож­ность добиться более мягкой казни.

Однако для того, чтобы открытое Серветом легочное кровообращение стало общим достоянием медицины, оно должно было быть открыто вновь. Это вторичное откры­тие сделал несколько лет спустя после смерти Сервета Реальдо Коломбо, возглавлявший в Падуе кафедру, которой ранее ведал Везалий.

Вильям Гарвей родился в 1578 г. в Фолькстоне. Вводный курс медицины он слушал в Кембриджском колледже Каюса, а в Падуе - центре притяжения всех медиков - получил медицинское образование, соответст­вующее уровню знаний того времени. Еще студентом Гарвей отличался остротой своих суждений и критичес- ки-скептическими замечаниями. В 1602 г. он получил ти­тул доктора. Его учитель Фабрицио мог гордиться учени­ком, который точно так же, как и он, интересовался всеми большими и малыми тайнами человеческого тела и еще более, чем сам учитель, не хотел верить тому, чему учили древние. Все должно быть исследовано и открыто заново, - таково было мнение Гарвея.

Вернувшись в Англию, Гарвей стал профессором хи­рургии, анатомии и физиологии в Лондоне. Он был лейб-медиком королей Якова I и Карла I, сопровождал их в путешествиях, а также во время гражданской войны 1642 г. Гарвей сопровождал двор во время его бегства в Оксфорд. Но и сюда дошла война со всеми ее волнениями и Гарвею пришлось отказаться от всех своих должно­стей, что, впрочем, он сделал охотно, так как желал толь­ко одного: провести остаток жизни в мире и спокойствии, занимаясь книгами и исследованиями.

Бравый и элегантный мужчина в молодости, в старости Гарвей стал спокойным и скромным, но всегда он был натурой незаурядной. Он умер в возрасте 79 лет уравно­вешенным стариком, смотревшим на мир тем же скеп­тическим взглядом, каким он в свое время смотрел на теорию Галена или Авиценны.

В последние годы жизни Гарвей написал обширный труд об эмбриологических исследованиях. Именно в этой книге, посвященной развитию животных, он написал зна­менитые слова - «ornne vivum ex ovo» («все живое из яйца»), которое запечатлели открытие, господствующее с тех пор в биологии в той же формулировке.

Но большую славу ему принесла не эта книга, а дру­гая, гораздо меньшая по объему, - книга о движении сердца и крови: «Exercitatio anatomica de motu cordis et sanguinis in animalibus» («Анатомическое исследова­ние о движении сердца и крови в животных»). Она вы­шла в свет в 1628 г. и послужила поводом для страстных и ожесточенных дискуссий. Новое и слишком необычное открытие не могло не взволновать умы. Гарвею удалось открыть путем многочисленных опытов, когда он изучал еще бьющееся сердце и дышащие легкие животных с целью обнаружить истину, большой круг циркуляции крови.

Свое великое открытие Гарвей сделал еще в 1616 г., так как уже тогда в одной из лекций в лондонском «College of Phisicians» он говорил о том, что кровь «кружит» в теле. Однако долгие годы он продолжал ис­кать и накапливать доказательство за доказательством и лишь двенадцать лет спустя опубликовал результаты упорного труда.

Конечно, Гарвей описал много того, что было уже из­вестно, но главным образом то, что он считал, указывала на правильный путь в поисках истины. И все же ему принадлежит величайшая заслуга познания и разъясне­ния кровообращения в целом, хотя одной части крове­носной системы он не заметил, а именно капиллярной системы - комплекса тончайших, волосовидных сосудов, являющихся окончанием артерий и началом вен.

­­ Жан Риолан младший, профессор анатомии в Пари­же, руководитель медицинского факультета и королевский лейб-медик, возглавил борьбу против Гарвея. Это оказа­лось серьезной оппозицией, так как Риолан был, действи­тельно, крупным анатомом и выдающимся ученым, пользовавшимся большим авторитетом.

Но постепенно противники, даже сам Риолан, за­молкли и признали, что Гарвею удалось совершить одно из величайших открытий, касающихся человеческого ор­ганизма, и что учение о человеческом организме вступило в новую эру.

Наиболее ожесточенно оспаривал открытие Гарвея парижский медицинский факультет. Даже сто лет спустя консерватизм врачей этого факультета служил еще пред­метом насмешек Рабле и Монтеня. В отличие от школы Монпелье с ее более свободной атмосферой факультет в своей закоснелой приверженности традициям непоколе­бимо придерживался учения Галена. Что могли знать эти господа, важно выступавшие в своих драгоценных форменных одеяниях, о призывах их современника Де­карта заменить принцип авторитета господством челове­ческого разума!

Дискуссия о кровообращении вышла далеко за пре­делы кругов специалистов. В ожесточенных словесных сражениях принимал участие и Мольер, который не раз обращал остроту своих насмешек против ограниченности и чванливости врачей той эпохи. Так, в «Мнимом боль­ном» новоиспеченный доктор Фома Диафуарус вручает роль служанке Туанетте: роль содержит сочиненный им тезис, направленный против сторонников учения о кро­вообращении! Пусть он уверен в одобрении этого тезиса парижским медицинским факультетом, однако не в мень­шей степени он мог быть уверен и в разящем, уничто­жающем смехе публики.

Кровообращение, как описал Гарвей, - это настоя­щий круговорот крови в теле. При сокращении сердеч­ных желудочков кровь из левого желудочка выталки­вается в главную артерию - аорту; по ней и ее ответвлениям проникает повсюду - в ногу, руку, голову, в любую часть тела, доставляя туда жизненно необходи­мый кислород. Гарвей не знал, что в органах тела кро­веносные сосуды разветвляются на капилляры, но пра­вильно указал, что кровь затем снова собирается, течет по венам обратно к сердцу и вливается через большую полую вену в правое предсердие. Оттуда кровь поступает в правый желудочек и при сокращении желудочков направляется по легочной артерии, отходящей от правого желудочка, в легкие, где снабжается свежим кислородом- это малый круг кровообращения, открытый еще Серветом. Получив в легких свежий кислород, кровь по большой легочной вене течет в левое предсердие, откуда поступает в левый желудочек. После этого большой круг кровообращения повторяется. Нужно только помнить, что артериями называются сосуды, уводящие кровь от сердца (даже если они, как легочная артерия, содержат веноз­ную кровь), а венами - сосуды, ведущие к сердцу (даже если они, как легочная вена, содержат артериальную кровь).

Систолой называют сокращение сердца; систола предсердий значительно слабее систолы сердечных желу­дочков. Расширение сердца называют диастолой. Дви­жение сердца охватывает одновременно левую и правую части. Начинается оно с систолы предсердий, откуда кровь гонится в желудочки; затем следует систола желу дочков, и кровь выталкивается в две большие артерии - в аорту, через которую она поступает во все области тела (большой круг кровообращения), и легочную арте­рию, через которую она проходит в легкие (малый, или легочный, круг кровообращения). После этого наступает пауза, во время которой желудочки и предсердия расши­рены. Все это в основном и установил Гарвей.

В начале своей не очень объемистой книги автор рас­сказывает о том, что именно побудило его к этому сочи­нению: «Когда я впервые обратил все свои помыслы и желания к наблюдениям на основе вивисекций (в тон степени, в какой мне их приходилось делать), чтобы по­средством собственных созерцаний, а не из книг и руко­писей распознать смысл и пользу сердечных движений у живых существ, я обнаружил, что вопрос этот весьма сложен и на каждом шагу преисполнен загадок. А имен­но, я не мог в точности разобрать, как происходит систо­ла и диастола. После того как день за днем, прилагая все больше сил, чтобы добиться большей точности и тща­тельности, я изучил большое количество самых различ­ных живых животных и собрал данные многочисленных наблюдений, я пришел в конце концов к выводу, что напал на интересующий меня след и сумел выбраться из этого лабиринта, и одновременно, как и хотел, распознал движение и назначение сердца и артерий».

О том, насколько Гарвей был вправе это утверждать, свидетельствует его поразительно точное описание движе­ния сердца и крови: «Прежде всего на всех животных, пока они еще живы, можно при вскрытии их грудной клетки наблюдать, что сердце сначала производит движе­ние, а потом отдыхает... В движении можно наблюдать три момента: во-первых, сердце поднимается и приподни­мает свою верхушку таким образом, что в этот момент оно стучит в грудь и эти удары чувствуются снаружи; во-вторых, оно сжимается со всех сторон, несколько в большей степени с боковых, так что уменьшается в объеме, несколько вытягивается и сморщивается; в-третьих, если взять в руку сердце в момент, когда оно производит движение, оно твердеет. Отсюда стало понят­ным, что движение сердца заключается в общем (до известной степени) напряжении и всестороннем сжатии соответственно тяге всех его волокон. Этим наблюдениям соответствует заключение, что сердце в момент, когда оно делает движение и сокращается, сужается в желудочках и выдавливает содержащуюся в них кровь. Отсюда возникает очевидное противоречие общепринятому убеж­дению, что в момент, когда сердце ударяет в грудь, желудочки сердца расширяются, наполняясь одновремен­но кровью, в то время как ведь можно убедиться, что дело должно обстоять как раз наоборот, а именно, что сердце опорожняется в момент сокращения».

Читая книгу Гарвея, приходится непрерывно поражать­ся точности описания и последовательности выводов: «Так природа, ничего не делающая без причины, не снаб­дила сердцем такое.живое существо, которое в нем не нуждается и не создало сердце до того, как оно приоб­рело смысл; природа достигает совершенства в каждом своем проявлении тем, что при образовании любого живо­го существа оно проходит стадии образования (если позволительно будет так выразиться), общие для всех живых существ: яйцо, червь, зародыш». В этом заключе­нии можно узнать эмбриолога - исследователя, занимаю­щегося изучением развития человеческого и животного организма, который в этих замечаниях со всей ясностью указывает на стадии развития зародыша в чреве матери.

Гарвей, несомненно, один из выдающихся пионеров человекознания, исследователь, открывший новую эпоху физиологии. Многие более поздние открытия в этой обла­сти были значительными и даже чрезвычайно значитель­ными, но не было ничего труднее первого шага, того первого деяния, которое сокрушило здание заблуждений, чтобы воздвигнуть здание истины.

Разумеется, в системе Гарвея не хватало еще некоторых звеньев. Прежде всего не хватало соединитель­ной части между системой артерий и системой вен. Каким образом кровь, идя от сердца через большие и малые артерии ко всем частям органов, поступает, наконец, в ве­ны, а оттуда обратно в сердце, чтобы запастись затем в легких новым кислородом? Где переход от артерий к ве­нам? Эта важная часть системы кровообращения, а имен­но соединение артерий с венами, была открыта Марчелло Мальпиги из Кревалькоре близ Болоньи: в 1661 г. в своей книге об анатомическом исследовании легких он описал волосные сосуды, т. е. капиллярное кровообращение.

Мальпиги детально изучил на лягушках легочные пузырьки и установил, что тончайшие бронхиолы заканчиваются легочными пузырьками, которые окруже­ны кровеносными сосудами. Он заметил также, что тон­чайшие артерии расположены рядом с тончайшими венами, одна капиллярная сетка - рядом с другой, при­чем совершенно правильно предположил, что в кровенос­ных сосудах воздуха не содержится. Он считал возмож­ным выступить с этим сообщением перед общественно­стью, так как еще ранее он ознакомил ее со своим от­крытием капиллярной сетки в брыжейки кишок лягушек. Стенки волосных сосудов столь тонки, что кислород без труда проникает из них к клеткам ткани; бедная кисло­родом кровь направляется после этого к сердцу.

Таким образом был обнаружен важнейший этап кровообращения, определивший законченность этой системы, и никто уже не мог бы опровергнуть, что кровообращение происходит не так, как описал Гарвей. Гарвей умер за несколько лет до открытия Мальпиги. Ему не довелось быть свидетелем полного торжества своего учения.

Открытию капилляров предшествовало открытие легочных пузырьков. Вот что пишет об этом Мальпиги своему другу Борелли: «С каждым днем занимаясь вскрытиями со все большим усердием, я в последнее вре­мя с особой тщательностью изучал строение и функцию легких, о которых, как мне казалось, существует все еще довольно туманные представления. Хочу тебе ныне сооб­щить результаты моих исследований, дабы ты своим столь опытным в делах анатомии взором мог отделить верное от неверного и действенно воспользоваться моими открытиями... Путем усердных исследований я обнаружил, что вся масса легких, которые висят на исходящих от них сосудах, состоит из очень тонких и нежных пленок. Эти пленки, то напрягаясь, то сморщиваясь, образуют много пузырьков, подобных сотам улья. Расположение их тако­во, что они непосредственно связаны как между собой, так и с дыхательным горлом, и образуют в целом взаимосвязанную пленку. Лучше всего это видно на лег­ких, взятых у живого животного, особенно на нижнем их окончании можно явственно рассмотреть многочисленные маленькие пузырьки, разбухшие от воздуха. То же самое, хотя и не так отчетливо, можно распознать в разрезан­ном посередине и лишенном воздуха легком. При пря­мо падающем свете на поверхности легких в распущен­ном состоянии заметна чудесная сеть, которая кажется тесно связанной с отдельными пузырьками; то же можно видеть на разрезанном легком и изнутри, хотя и не столь четко.

Обычно легкие различаются по форме и расположению. Различают две основные части, между которыми находит­ся средостение (Mediastinum); каждая из этих частей состоит у человека из двух, а у животных из нескольких подразделений. Я сам обнаружил чудеснейшее и слож­нейшее расчление. Общая масса легких состоит из очень мелких долек, окруженных особого рода пленкой и снабженных собственными сосудами, образующимися из отростков дыхательного горла.

Чтобы различить эти дольки, следует держать полунадутое легкое против света, и тогда явственно выступают промежутки; при вдувании через дыхательное горло воздуха окутанные особой пленкой дольки можно отде­лить маленькими срезами от прикасающихся к ним сосу­дов. Это достигается посредством очень тщательной препаровки.

Что касается функции легких, то я знаю, что многое, принимаемое стариками как само собой разумеющееся, еще весьма сомнительно, так, в особенности охлаждение крови, которое по традиционному воззрению считается главной функцией легких; это воззрение исходит из предположения о наличии восходящей от сердца теплоты, ищущей выхода. Я, однако, по причинам, о которых, скажу ниже, считаю наиболее вероятным, что легкие предназначены природой для смешивания массы крови. Что же касается крови, то я не верю, чтобы она состояла из четырех обычно предполагаемых жидкостей - обеих галеновых веществ, собственно крови и слюны, а придер­живаюсь мнения, что вся масса крови, беспрерывно текущая по венам и артериям и состоящая из маленьких частиц, составлена из двух весьма сходных между собой жидкостей - беловатой, которая обычно называется сывороткой, и красноватой...»

Во время печатания своего труда Мальпиги вторично прибыл в Болонью, куда он уже приезжал в двадцати­восьмилетнем возрасте в качестве профессора. Он не встретил сочувствия у факультета, сразу же самым резким образом выступившего против нового учения. Ведь то, что он провозглашал, было медицинской революцией, восстанием против Галена; против этого объединились все, и старики начали настоящее преследование молоде­жи. Мальпиги это мешало спокойно работать, и он сменил кафедру в Болонье на кафедру в Мессине, полагая, что найдет там иные условия для преподавания. Но он заблуждался, ибо и там его преследовали ненависть и зависть. В конце концов, через четыре года он решил, что Болонья все же лучше, и возвратился туда. Однако в Болонье еще не наступил перелом в настроениях, хотя имя Мальпиги было уже широко известно за гра­ницей.

С Мальпиги произошло то же самое, что и со многи­ми другими, как до него, так и после него: он стал про­роком, не признанным в собственном отечестве. Знамени­тое королевское общество Англии «Royal Society» избрало его своим членом, однако болонские профессора не сочли нужным принять этого во внимание и с неослабным упорством продолжали травить Мальпиги. Даже в ауди­тории разыгрывались недостойные сцены. Однажды во время лекции появился один из его противников и стал требовать, чтобы студенты покинули аудиторию; все, дескать, чему учит Мальпиги, нелепость, его вскрытия лишены какой бы то ни было ценности, только болваны могут работать таким образом. Был еще случай и поху­же. В загородный дом ученого явились два замаскиро­ванных факультетских профессора - анатомы Муни я Сбаралья - в сопровождении толпы людей тоже в масках. Они произвели опустошительное нападение: Мальпиги, в то время старик 61 года, был избит, а его до­машнее имущество было разгромлено. Этот метод, повидимому, не представлял в Италии той эпохи ничего не­обычного, так как сам Беренгарио де Карпи как-то основа­тельно разгромил квартиру своего научного противника. С Мальпиги этого было вполне достаточно. Он опять по­кинул Болонью и отправился в Рим. Здесь он стал лейб- медиком папы и безмятежно провел остаток своей жизни.

Открытие Мальпиги, относящееся к 1661 г., не могло быть сделано раньше, так как рассмотреть тончайшие кровеносные сосуды, значительно более тонкие, чем чело­веческий волос, невооруженным глазом было невозможно: для этого требовалось сильно увеличивающая система луп, которая появилась только в начале XVII века. Первый микроскоп в его простейшей форме был, повидимому, изготовлен посредством комбинации линз около 1600 г. Захарием Янсеном из Меддельбурга в Голландии. Антони ван Левенгук, этот самородок, считающийся осно­вателем научной микроскопии, в частности микроскопи­ческой анатомии, производил, начиная с 1673 г., микро­скопические исследования с помощью изготовленных им самим сильно увеличивающих линз.

В 1675 г. Левенгук открыл инфузорий - живой мир в капле воды из лужи. Он умер в 1723 г. в весьма пре­клонном возрасте, оставив 419 микроскопов, с помощью которых достиг увеличения до 270 раз. Он ни разу не продал ни одного инструмента. Левенгук первым увидел поперечную полосатость мышц, служащих для движения, первый сумел точно описать кожные чешуйки и внутрен­нее отложение пигмента, а также сетчатое переплетение сердечной мускулатуры. Уже после того как Ян Хам, бу­дучи студентом в Лейдене, открыл «семенных живчиков», Левенгук сумел доказать наличие семенных клеток у всех видов животных.

Мальпиги первый обнаружил и красные кровяные тельца в кровеносных сосудах брыжейки человека, что вскоре подтвердил и Левенгук, но уже после того, как в 1658 г. эти тельца в кровеносных сосудах были замече­ны Яном Сваммердамом.

Мальпиги, которого следует считать выдающимся ис­следователем в области естествознания, окончательно раз­решил вопрос о кровообращении. Три духа, которые по прежним представлениям находились в кровеносных сосудах, были изгнаны для того, чтобы уступить место большому «духу» - единой крови, двигающейся по замкнутому кругу, возвращающейся к своему исходному пункту и вновь совершающей круговорот, - и так до скончания жизни. Силы, заставляющие кровь совершать этот круговорот, были уже явственно познаны.

Похожие материалы:

Алексей Михайлович с первых дней царствования оказался под влиянием родовитых бояр, в первую очередь своего воспитателя Бориса Ивановича Морозова. Неудивительно, что ближайший советник царя сыграл едва ли не ключевую роль в выборе невесты для молодого монарха.

К тому времени на Руси закрепился византийский обычай, согласно которому жену для царя выбирали на смотре невест, на который собирали юных красавиц из всех родовитых семей царства.

Такой смотр невест в 1647 году проводился и для Алексея Михайловича. Формально окончательный выбор должен был сделать сам царь. Но прежде кандидатки должны были пройти жёсткий «кастинг» у высокопоставленных бояр и медкомиссию, которая должна была установить, что девушка здорова и способна родить наследника.

Худ. Седов Григорий - "Выбор невесты царём Алексеем Михайловичем"

Можно предположить, что на картине Седого Евфимия Всеволожская изображена крайней слева, стоящей в профиль к зрителю, одетая в васильковое бархатное платье (опашень), отороченное мехом белки. Среди шести девушек она выделяется ростом (многие исторические источники подчеркивают статность Евфимии), более бедным нарядом (отец Евфимии был знатным, но бедным дворянином), позой (девушка стоит с опущенными вдоль тела руками, остальные сложили руки под грудью), неуловимым благородством облика. Образ молодого царя Алексея Михайловича (в год своего первого сватовства ему было 18 лет) соответствует дошедшим до нас описаниям его характера и внешности: "Наружность царя Алексея, как описывают ее иностранцы-очевидцы, много объясняет нам о его характере; с кроткими чертами лица, белый, краснощекий, темно-русый... крепкого телосложения...".

Обстоятельства сватовства царя Алексея Михайловича описаны во многих исторических источниках, и подробно изложены историком С.М.Соловьевым. Именно у него сказано о шести девушках, из которых царь выбрал Евфимию Всеволожскую: "В начале 1647 года царь задумал жениться; из 200 девиц выбрали шесть самых красивых, из этих шести царь выбрал одну: дочь... Федора Всеволожского; узнавши о своем счастье, избранная от сильного потрясения упала в обморок; из этого тотчас заключили, что она подвержена падучей болезни. И несчастную вместе с родными сослали в Сибирь. Откуда уже в 1653 году перевели в дальнюю деревню Косимовского уезда. Так рассказывает одно иностранное известие. Русское известие говорит, что Всеволожскую испортили жившие во дворце матери и сестры знатных девиц, которых царь не выбрал".

Скорее всего «болезнь» у Евфимии разыгралась не без участия Бориса Морозова - по одной версии московских слухов, девушке поднесли настой, вызвавший припадок, по другой - обморок был связан с тем, что сенные девушки при одевании Евфимии намеренно сильно затянули волосы на её голове.

В планы боярина Морозова не входила женитьба Алексея Михайловича на Евфимии, чья хваткая родня вполне могла оттеснить его от управления государством. Воспитатель царя намеревался с помощью контролируемого им брака юного царя укрепить свои позиции. Поэтому всесильный фаворит в последнюю минуту решил всё переиграть.

Узнав о болезни Евфимии Всеволожской, царь "о том очень печалился и на много дней лишился еды".

Вскоре Морозов представил расстроенному воспитаннику дочь царского стольника Ильи Милославского Марию. Дворяне Милославские были выходцами из Польши, перешедшими на русскую службу.

Худ. К.Е. Маковский "Выбор невесты царём Алексеем Михайловичем"

Мария Ильинична была красива, воспитана в строгих традициях того времени, набожна, а самое главное, стольник Милославский принадлежал к придворной партии Бориса Морозова. Алексею Михайловичу новая невеста понравилась, хотя для того времени у них была довольно нетипичная разница в возрасте - 23-летняя Мария была на целых пять лет старше жениха.

Худ. Михаил Нестеров. Первая встреча царя Алексея Михайловича с боярышнею Марией Ильиничной Милославской (Выбор царской невесты). 1887

Свадьба Алексея Михайловича и Марии Милославской была, скорее всего, самой скучной в истории русской монархии. Дело в том, что по настоянию царского духовника на ней не были допущены «кощуны, бесовские играния, песни студные сопельные и трубное козлогласование», а исполнялись духовные песни - так проявилось влияние на царя патриарха Иосифа, требовавшего строгого ограничения светских увеселений в стране.

После женитьбы царя Морозов довёл свой замысел до конца, женившись на Анне Милославской, родной сестре новоявленной царицы. Так воспитатель Алексея Михайловича стал не просто наставником царя, но и его родственником и оставался наиболее влиятельной персоной в государстве даже после того, как из-за его злоупотреблений вспыхнул Соляной бунт, участники которого требовали выдать Морозова на расправу.

Жену свою царь любил, ни в чём ей не отказывал, проявлял особые знаки внимания. Так, у Марии была личная библиотека и, помимо тоже личной мыльни (бани), такая редкость, как деревянная ванна.

Как истинный царь - Алексей Михайлович мог подарить жене дворец. Саввино-Сторожевский монастырь под Звенигородом: Царицыны палаты (1652-1654). Дворец был построен для царицы Марии Ильиничны Милославской - первой супруги царя Алексея Михайловича. Это одноэтажное здание с подклетом до 1828 года имело второй деревянный этаж. Здание делится на парадную и хозяйственную половины. Парадная половина состоит из трёх частей с отдельными входами: центральная часть - для царицы, боковые - для свиты.

Мария Милославская была одной из последних цариц, чья жизнь прошла, так сказать, в «старорусском стиле». Её участие в политике было сведено к нулю, подавляющую часть времени она проводила в своих покоях, вход в которые мужчинам, кроме царя, был категорически запрещён.

Её день проходил в кругу ближних дворовых или верховых боярынь. Этот чин чаще всего давался родственницам царицы и так называемым «мамкам», которые закреплялись за каждым царевичем и царевной. Все они вводились в чин специальным царским указом и получали жалованье до 50 рублей в год. Среди дворовых боярынь Марии Ильиничны Милославской упоминаются Екатерина Фёдоровна Милославская, Авдотья Михайловна Хованская, Анна Михайловна Вельяминова, Домна Никитична Волконская и другие. Помимо верховых боярынь, окружение царицы составляли казначеи, ларёшницы, кормилицы, псаломщицы, мастерицы, сенные боярышни, постельницы, комнатные бабы, карлицы и другие слуги более низкого ранга.

Торжественный выход русской царицы Марии Ильиничны (Милославской) в церковь.

Главными событиями каждого дня были посещение церкви, домашние хлопоты и ужин, который Мария обычно разделяла с мужем.

Много времени уделялось делам духовным. В обычные дни царица молилась в домовой церкви, в праздники совершались торжественные выходы в кремлёвские соборы и выезды на богомолье в ближние и дальние монастыри.

Вешний поезд царицы на богомолье при царе Алексее Михайловиче, Худ. Вячеслав Григорьевич Шварц

В дни главных христианских праздников - Рождества и Пасхи - Мария Милославская принимала в Кремле приглашённых боярынь, отбором которых занимался один из доверенных лиц Марии Милославской. Такой приём обязательно включал в себя торжественный обед. Аналогично праздновались Преображение, Рождество Богородицы и царские именины. На обедах у царицы Марии обычно первенствовала её сестра Анна Ильинична Морозова, второе место занимала их мать Екатерина Фёдоровна.

Милославская Мария Ильинишна

Но всё-таки царицу нельзя было назвать кремлёвской затворницей. Мария Милославская активно занималась благотворительностью, причём заключалась она не в привычных для того времени раздаче милостыни и жертвовании денег монастырям. Во время царского похода 1654 года царица выделила средства на устройство по городам госпиталей для больных и увечных. Кстати, принимала участие царица Мария и в торжественных проводах русских войск на начавшуюся войну с Польшей, что до того не было принято.

Царская цитадель и церковь Архангелов (на фото) - это все, что сохранилось от 16-го и 17-го века города Греми, столицы Царства Кахети в Грузии.

Главным делом жизни для царицы Марии стало рождение детей. За 21 год брака она родила Алексею Михайловичу 13 детей - 5 мальчиков и 8 девочек.

Современники обратили внимание, что дочери Алексея Михайловича и Марии Милославской были крепче и здоровее мальчиков, которые росли хилыми и уже в юности страдали тяжёлыми недугами.

Сама Мария Ильинична Милославская умерла 13 марта 1669 года от родильной горячки спустя пять дней после рождения своего последнего ребёнка, дочери Евдокии. Девочка не выжила, прожив два дня и умерев на три дня раньше матери.

Изображение царицы Марии Ильиничнына иконе «Кийский крест»,изограф Богдан Салтанов, 1670-е годы

С этой драматической историей связана одна загадка, ответа на которую историки не знают до сих пор. Новорожденную нарекли Евдокией, несмотря на то, что у Алексея Михайловича и Марии Милославской к тому времени уже была одна дочь с таким именем. Евдокии Алексеевне Старшей в тот момент было 19 лет, и что заставило родителей дать то же имя её сестре - непонятно.

Ф. Я. Алексеев. Спасские ворота и Вознесенский монастырь в Кремле. 1800-е

Первая супруга царя Алексея Михайловича была похоронена в Вознесенском соборе Вознесенского девичьего монастыря Московского Кремля. После его разрушения в 1929 году останки царицы Марии Милославской были перенесены в подвал Архангельского собора Московского Кремля.

Так, или иначе, истории (и современности) известны случаи бескорыстного служения интересам страны и общества на ответственных государственных должностях, что вселяет надежду - несмотря на существующие проблемы и всеразъедающую коррупцию, в системе есть честные и принципиальные политики

Каждый день со всех концов мира приходят сообщения о тех или иных проштрафившихся политиках и чиновниках. Создаётся впечатление, что когда люди попадают в систему государственного аппарата, то автоматически становятся лживыми, жадными и продажными, а может, именно эти качества и позволяют им достичь карьерных высот?

Так, или иначе, истории (и современности) известны случаи бескорыстного служения интересам страны и общества на ответственных государственных должностях, что вселяет надежду - несмотря на существующие проблемы и всеразъедающую коррупцию, в системе есть честные и принципиальные политики, вашему вниманию - лучшие из лучших.

1. Аристид (ок. 530 - 467 до н. э.)

Аристид, афинский государственный деятель и полководец, не зря получил от своих современников прозвище «Справедливый» - это был человек непоколебимой честности и высоких моральных принципов.

Исключительные человеческие качества Аристида отмечал Геродот:

«Этого Аристида я считаю, судя по тому, что узнал о его характере, самым благородным и справедливым человеком в Афинах».

Как писал Плутарх, однажды народное собрание Афин решило провести среди жителей голосование, кто из политиков имеет слишком большое влияние, и тех, кто наберёт более 6 тыс голосов, предполагалось выслать из города, чтобы не допустить тирании.

Жители писали имена на глиняных черепках и отдавали их должностным лицам. Один неграмотный крестьянин, подойдя к политику, попросил написать на табличке имя «Аристид» (он не знал его в лицо), а когда Аристид спросил, не обидел ли его чем-нибудь этот человек, крестьянин ответил: «Нет, я даже не знаю, кто это. Просто мне надоело слышать на каждом углу: „Справедливый! Справедливый!“». Аристид написал своё имя и молча вернул табличку.

Аристид всегда следовал своим принципам и был одним их немногих политиков, которые даже в последние дни жизни не потеряли доверие афинского народа. Он скончался в 467-м году до н. э. и был похоронен за государственный счёт.

2. Луций Квинкций Цинциннат (ок. 519 - ок. 439 до н. э.)

Древнеримский патриций и политик Луций Квинкций Цинциннат отличился тем, что дважды становился диктатором Рима, чтобы спасти империю, находящуюся на краю гибели. В первый раз это произошло в 458-м году до н. э., когда Вечному Городу угрожали племена эквов и вольсков, а второй раз случился в 439-м году до н. э. - Сенат попросил Цинцинната подавить восстание плебеев.

Любой другой политик на его месте сразу же воспользовался бы шансом стать единоличным правителем самого могущественного (в то время) государства на Земле, но Луций уходил с должности, как только опасность была ликвидирована. Такое феноменальное (особенно среди государственных деятелей) благородство сделало его образцом простоты и добродетели.

Цинциннат вёл очень скромный образ жизни, жил на небольшой вилле и практически всё свободное время посвящал работе и возделыванию земли, поэтому на многих картинах его изображают одетым в крестьянскую одежду и с сельскохозяйственным инструментом в руках. Один из самых авторитетных римский историков Тит Ливий даже писал о нём: «Цинциннат, призванный от сохи».

Любопытно, что последователем и проводником взглядов Луция считают Джорджа Вашингтона, который сразу после победы США в Войне за независимость отправился в родное поместье и продолжил жить обычной жизнью. Через шесть лет он стал первым президентом США, а когда отбыл на посту два срока подряд, снова вернулся домой. Кстати, Вашингтон также был председателем Общества Цинциннати, в котором состояли офицеры армии США. Угадайте, в честь кого Общество получило такое название?

3. Марк Аврелий (121 - 180)

Философ во главе империи - пожалуй, самое редкое явление в истории. Марк Аврелий стал последним из так называемых пяти хороших императоров - кесарей Рима, правление которых характеризовалось стабильностью и продуманной внутренней и внешней политикой, которая позволила Римской империи в эти годы достичь своего наивысшего расцвета.

Марк Аврелий также известен, как один из видных представителей философии стоицизма, согласно которой грехи и безнравственные поступки разрушают личность, поэтому, чтобы не утратить человеческую сущность, необходимо всячески развивать свои моральные и умственные качества. Согласно стоикам, хорошие поступки и отказ от всяческих излишеств - залог счастья человека.

Что же касается Марка Аврелия, его труды стали классикой позднего стоицизма, как говорил о нём историк Геродиан:

«Аврелий доказал свои взгляды не на словах и не философскими формулами, а своим человеческими качествами и безупречным образом жизни».

Марк Аврелий скончался в 180-м году от чумы во время военного похода на германцев, хотя в некоторых художественных фильмах («Падение Римской империи» 1964-го года, «Гладиатор» 2000-го) озвучивается другая версия. Он якобы был отравлен, потому что собирался передать власть над Римом приёмному сыну, римскому полководцу, в обход своего родного сына Коммода, который, по мнению Аврелия, не подходил на роль императора, так как был тщеславным развратником и психопатом.

4. Джордж Вашингтон (1732 - 1799)

Один из самых знаменитых деятелей американской истории, Джордж Вашингтон давно стал просто-таки легендарной личностью. Он председательствовал на конвенте, на котором была написана первая Конституция США, занимал пост главнокомандующего Континентальной армией, а также создал институт президентства Соединённых Штатов.

Британский король Георг III как-то назвал его «величайшим действующим лицом эпохи», а после смерти Вашингтона о нём стали складывать легенды, были даже попытки его обожествления, как, например, на знаменитой картине, расположенной в куполе Капитолия. Фреска под названием «Апофеоз Вашингтона» изображает первого президента США в окружении целого сонма олимпийских богов, а в синтоистских храмах на Гавайях Вашингтону поклоняются, как одному из божеств.

Как гласят некоторые из легенд, в детстве, когда отец спросил маленького Джорджа, кто срубил вишнёвое дерево, мальчик сильно испугался, но не смог соврать и признался, что это его рук дело. Эту историю часто приводят как доказательство исключительной честности Вашингтона, а фраза «Я не могу лгать» стала одной из «визитных карточек» первого американского президента. Однако история ничем не подтверждена, так что, скорее всего, это просто дань человеку, в исключительной честности которого и так никто не сомневался без всяких вишнёвых деревьев.

Когда Вашингтон отошёл в мир иной, генерал Континентальной армии Генри Ли сказал о нём так: «Первый в дни войны, первый в дни мира и первый в сердцах сограждан», а Наполеон Бонапарт произнёс перед французами речь в честь покойного и объявил во всей Франции 10-дневный траур.

5. Авраам Линкольн (1809 - 1865)

Президентство Линкольна пришлось на не самый лёгкий период в истории США, но он выдержал это испытание с честью. 16-й президент Соединённых Штатов провёл страну через Гражданскую войну (Война Севера и Юга), отменил рабство и способствовал сглаживанию разногласий в американском правительстве. Авраам Линкольн построил (не лично, конечно) трансконтинентальную железную дорогу и начал масштабную реорганизацию экономики - после его смерти США стали самой быстроразвивающейся страной мира.

Весь мир потрясла его гибель: через пять дней после окончания Гражданской войны, 14 апреля 1865-го года в «Театре Форда» (город Вашингтон) Линкольн смотрел спектакль «Мой американский кузен», когда актёр Джон Уилкс Бут, сторонник уже побеждённых южан, ворвался в президентскую ложу и выстрелил Линкольну в голову. На следующий день президент скончался, не приходя в сознание.

На родине 16-й президент увековечен в многочисленных памятниках (в том числе знаменитый монумент на горе Рашмор), он изображён на монете в 1 цент и 5-долларовой банкноте, а день его рождения (4 марта) стал официальных праздником в нескольких штатах.

6. Уильям Гладстон (1809 - 1898)

Судьба Уильяма Гладстона, британского политического деятеля, уникальна: он четыре раза становился премьер-министром Соединённого Королевства и отлично зарекомендовал себя на этом посту.

Среди его политических свершений - отмена государственной церкви в Ирландии, введение тайного голосования на выборах, два законодательных акта, расширяющих права ирландских крестьян, и прочая неустанная забота о культурной жизни страны и интересах простого народа. Уильям Гладстон не столь ярко выступал в международной политике, но лишь потому, что был противником войн и всяческого насилия, которое процветало в то время (да и сейчас) на мировой политической арене.

Обладая выдающимся умом, Гладстон уделял внимание самым разным областям жизни британцев, например, известно, что этот викторианский деятель приглашал к себе на чай проституток и вёл с ними беседы, надеясь перевоспитать «заблудших женщин». Современники отмечали в нём высокие моральные качества, справедливость и человеколюбие. Лучшим подтверждением этих качеств служат многочисленные памятники Гладстону, а также улицы и небольшие посёлки, носящие его имя.

7. Махатма Ганди (1869 - 1948)

«Великая душа» - так переводится с наречия девангари титул «Махатма», которым наградил Мохандаса Ганди поэт Рабиндранат Тагор, причём сам Ганди от этого прозвища открещивался, считая себя недостойным его.

Ганди прославился, как принципиальный противник кастового неравенства, с которым вёл беспощадную (но мирную) борьбу, и сторонник идей ненасилия (так называемое «сатьяграха» - в пер. с санскрита, «стремление к истине, упорство в истине»), его политическая и общественная деятельность оказала огромное влияние на развитие Индии и примирение враждовавших группировок индусов и мусульман.

В 1921-м году Ганди возглавил Индийский национальный конгресс и на этом посту неустанно трудился на благо индийского народа. Основными его заботами были: улучшение положения женщин в стране, повышение уровня жизни беднейших слоёв населения, улаживание этнических и религиозных конфликтов, развитие экономики и, конечно, освобождение Индии от британского гнёта.

Он разделял обед с неприкасаемыми, ездил в вагонах третьего класса, объявлял голодовки и устраивал акции ненасильственного сопротивления и бойкота британских товаров, а перед самой своей смертью работал над проектом индийской конституции.

Будучи вдохновителем и символом движения за независимость Индии, Махатма Ганди пал жертвой политических интриг: 30 января 1948-го года Ганди вместе со своей племянницей вышел на лужайку перед домом для обычной вечерней молитвы. Его приветствовала толпа поклонников и сторонников, но вдруг от массы обожателей отделился человек, который приблизился к Ганди и произвёл три выстрела в упор. Истекающий кровью политик жестом показал, что прощает стрелявшего и скончался. Позже выяснилось, что убийца был членом религиозно-политической организации «Хинду Маха Сабха», считавшей, что Ганди слишком хорошо относится к индийским мусульманам.

День рождения Ганди, 2 октября, отмечается во всём мире как Международный день ненасилия.

8. Эрнест Вандивер (1918 - 2005)

XX-й век во многом стал веком борьбы за гражданские права различных правозащитных организаций и ярких лидеров, среди которых, например, небезызвестный Маритн Лютер Кинг.

Однако есть и другие, менее знаменитые деятели, которые также всячески способствовали развитию гражданского общества, например, Эрнест Вандивер, занимавший пост губернатора американского штата Джорджия с 1959-го по 1963-й год.

Вандивер всеми силами старался искоренить дискриминацию по расовому признаку, что в то время было редкостью для губернаторов, большинство из которых были насквозь коррумпированными расистами. Например, Вандивер поддержал решение суда штата принять на обучение в Университет Джорджии двух чернокожих студентов - Гамильтона Холмса и Шарлейн Хантер, хотя ранее студенты университета взбунтовались против присутствия негров на занятиях.

Кроме того, Вандивер отменил постановление Генеральной ассамблеи Джорджии о запрете государственного финансирования школ, где совместно обучались мальчики и девочки.

Судья штата Джорджия Джозеф Куиллиан высоко оценил деятельность Эрнеста Вандивера на должности губернатора:

«Этот человек так и не научился лгать».

9. Вацлав Гавел (1936 - 2011)

Вацлав Гавел, несомненно, обладал литературный талантом: он писал стихи, эссе и пьесы, но вошёл в историю, в первую очередь, как диссидент и политический деятель.

Его политический путь был долог и тернист: он был активным противником ввода советских войск в Чехословакию в 1968-м году, из-за чего имел немало проблем - его не выпускали из страны, а произведения Гавела были запрещены.

Он долгие годы вёл борьбу за демократизацию политического строя и соблюдение прав граждан своей страны, несколько раз попадал за решётку, но упрямо продолжал свою деятельность.

Осенью 1989-го года в Чехословакии началась знаменитая Бархатная революция, одним из лидеров которой быстро стал Вацлав Гавел. После того, как коммунисты утратили большую часть своего политического влияния, бывший диссидент был избран президентом страны, однако, пробыв на посту до 1992-го года, досрочно его покинул, считая, что дни Чехословакии, как государства, сочтены. Но уже в 1993-м году он был избран снова, став, таким образом, последним президентом Чехословакии и первым - Чехии, а в1998-м году его избрали на второй срок.

Деятельность Вацлава Гавела получила самое широкое международное признание и поддержку - он лауреат многочисленных премий и обладатель нескольких наград.

Символичным стал его дебют в качестве режиссёра: в 2011-м году картина «Уход» была впервые представлена широкой общественности на Московском Международном кинофестивале, и в том же году Вацлав Гавел скончался.

10. Аун Сан Су Чжи (род. в 1945-м году)

Одна из самых ярких женщин на современной политической арене Аун Сан Су Чжи с 1989-го по 2010-й год находилась под домашним арестом в общей сложности более 15-ти лет по разным обвинениям, но в целом - за активное участие в политической жизни Бирмы. Это сделало её одним из символов борьбы за гражданские права не только в этой стране, но и во всём мире.

Вдохновившись идеями Махатмы Ганди и Мартина Лютера Кинга, эта смелая женщина в 1988-м году основала партию «Национальная лига за демократию», чтобы противостоять военной хунте, которая захватила власть в Бирме после ухода в отставку генерала Не Вина, главы «Партии бирманской социалистической программы».

В 1990-м году её партия набрала 59% голосов на выборах в парламент, однако возглавить правительство Аун Сан Су Чжи не дали, для чего отменили результаты голосования и в очередной раз поместили женщину под домашний арест. Находясь у себя дома в Янгоне, Су Чжи получила Нобелевскую премию мира, за которой в Осло приехали её сыновья.

В 2010-м году Су Чжи освободили из-под домашнего ареста, через шесть дней после проведения первых свободных парламентских выборов в стране, которая с 1989-го года стала называться Мьянма. То, за что так долго боролась Су Чжи, наконец-то осуществилось: партия прошла в парламент, а её лидер теперь занимает депутатское кресло и продолжает свою борьбу за гражданские права и свободы.

Монархи-долгожители Рудычева Ирина Анатольевна

«Государство – это Я!»

«Государство – это Я!»

Эта фраза, которую приписывают Людовику XIV, давно стала крылатой. Долгое время в этих словах усматривали лишь образец эгоцентризма, монаршего самомнения и вседозволенности. В действительности же она была адресована парламентариям и звучала так: «Напрасно вы думаете, что государство – это вы, нет, государство – это я!» Слова Людовика XIV очень точно выражали суть абсолютной монархии, воцарившейся в стране во время его правления. И она состояла отнюдь не в монополии короля на власть, а в укреплении ее в тех областях политики, где еще недавно (стоит вспомнить события Фронды) она ставилась под сомнение. Поэтому все корпоративные органы, в том числе парламенты, при Людовике XIV по-прежнему участвовали в управлении страной, но были решительно отстранены от рассмотрения вопросов, традиционно составлявших их прерогативу. Король в этом процессе выступал лишь в роли собирателя прежних королевских полномочий, а не претендовал на новые. Кроме того, беря на себя функции по координации работы Государственного совета, департаментов и государственных секретарей, по принятию решений и по улаживанию споров между ними, он еще и публично признавал свой королевский долг перед государством и свою личную ответственность за действия правительства. Введя прямое правление монарха, Людовик XIV на протяжении 54 лет самостоятельного управления страной оставался лояльным к назначенным им министрам. За все эти годы он только шесть раз не был согласен с большинством совета министров.

Собственная внутриполитическая «программа» короля, по существу, сводилась к идее всемерного укрепления монархической власти. Ель управленческий аппарат состоял из шести министров, канцлера, генерального контролера финансов и четырех государственных секретарей. В подчинении у них находилось 34 интенданта, которые были наделены обширными полномочиями на местах (в провинциях) и осуществляли выгодную для государства политику. При такой системе перед молодым энергичным монархом открывалось практически безграничное поле деятельности.

Все началось с кончины некоронованного правителя Франции – Мазарини. Он ушел из жизни в ночь на 9 марта 1661 года, немного не дожив до шестидесяти лет. Кардинал завещал своим наследникам необъятное по тогдашним меркам состояние – 35 миллионов ливров, нажитое весьма сомнительными способами. Но гораздо большим было его политическое наследие, оставленное Людовику XIV. По сути, именно он заложил и укрепил фундамент французского абсолютизма, обеспечил гегемонию Франции на континенте, сделав ее гарантом европейского равновесия. По меткому выражению Александра Дюма, «Мазарини оставил народу Франции мир, своей семье – богатство, а королю – королевство, в котором уже не было оппозиции – ни парламентской, ни церковной, ни феодальной».

Людовик XIV не только не преминул воспользоваться наследием своего воспитателя и премьера, но подготовился к самостоятельному исполнению своих королевских обязанностей. Уже на следующий день он созвал Государственный совет. Появившись в парламенте, молодой король заявил: «Я пригласил вас сюда вместе с моими министрами и государственными секретарями, чтобы сказать вам, что до сих пор я был доволен тем, как кардинал вел мои дела; но теперь пришло время взять их в свои руки. Вы будете помогать мне советом, если я вас об этом попрошу». Он запретил канцлеру скреплять печатью какие-либо документы без своего приказа, а государственным секретарям – отправлять послания без его согласия. Далее король сказал: «Положение меняется, в управлении моим государством, моими финансами и во внешней политике я буду придерживаться иных принципов, чем покойный кардинал. Вы знаете, чего я хочу; теперь от вас зависит исполнять мои желания». Комментируя это выступление, кардинал де Рец, ярый противник Мазарини, писал, что ему показалось, что «за плечом юного короля виднелась хитрая и насмешливая физиономия» его покойного премьера, по наущению которого и действовал король. Действительно, как стало известно историкам, именно Мазарини почти «приказал» Людовику XIV после его смерти взять бразды правления в свои руки.

Решение короля вызвало молчаливое изумление среди придворных и отчаяние и недоверие у тех, кто считал себя кандидатом на вакантный пост премьер-министра. Ведь, как писала мадам де Лафайет, смерть Мазарини «давала большие надежды тем, кто мог претендовать на должность первого министра; они открыто полагали, что король, который пришел к власти, позволит им целиком распоряжаться как делами, касающимися его государства, так и делами, касающимися его особы, предавшись министру и не пожелав вмешиваться не только в дела общественные, но и в частные дела. Нельзя было уместить в своем воображении, что человек может быть столь непохожим на самого себя и что после того, как власть короля всегда находилась в руках первого министра, он захотел бы сразу взять обратно и королевскую власть, и функции премьер-министра».

Не назначив вопреки всеобщему ожиданию первого министра, Людовик XIV хотел перед всем миром подчеркнуть намерение самому использовать при решении государственно-политических дел принадлежащую короне власть. Можно сказать, он сам стал своим премьером. Одним из первых нововведений короля стала реорганизация Королевского совета, закончившаяся в сентябре 1661 года. Она была проведена, чтобы устранить из большой политики силы, которые во времена Фронды являлись серьезной проблемой для короны. В частности, в работе отдела совета по делам правления больше не участвовали представители высшего дворянства, и проводился он только под непосредственным руководством короля.

Порядок своего единоличного правления Людовик XIV успел установить до 20 апреля – даты отъезда двора в Фонтенбло. Каждый придворный узнал о той роли, которая была ему предназначена. При этом король продемонстрировал незаурядное умение правильно выбирать министров и советников, что позволило ему не просто управлять страной, но и удерживать ее в периоды кризисов на позициях одного из самых могущественных европейских государств. По словам герцога де Сен-Симона, «его министры и посланники были тогда самыми искусными в Европе, генералы – великими полководцами, их помощники – выдающимися военачальниками». В первой половине правления Людовика XIV блеску его царствования во многом способствовали генеральный контролер финансов Жан Батист Кольбер, военный министр Лувуа, военный инженер Вобан, талантливые полководцы – Конде, Тюренн, Тесе, Вандом и другие. Поставив их на государственные посты, король тем самым возвеличил и укрепил как могущество государства, так и собственное положение, проявив при этом, по мнению английского историка Томаса Маколея, сразу «два таланта, необходимых государю: хорошо выбирать сподвижников и приписывать себе львиную долю их заслуг».

Жана Батиста Кольбера рекомендовал Людовику XIV еще Мазарини, у которого тот управлял его частным имуществом. Короля подкупила его относительная скромность, а также честность, которую он выказал буквально на следующий день после смерти кардинала. Кольбер сообщил ему о том, что Мазарини зарыл в разных местах до 15 миллионов наличными, не указав эту сумму в завещании. Из этого Жан Батист сделал вывод о намерении Мазарини предоставить эти деньги казне, сундуки которой в то время были пусты. Несомненно, финансист проявил верность своему новому господину, сообщив ему об оставленном богатстве, а не присвоив его себе. И Людовик оценил ее по достоинству, назначив Кольбера главой финансового управления страны. Вскоре Кольбер стал центральной фигурой правительства, его по праву считают одним из лучших администраторов и политиков в мировой истории. Он прекрасно умел, учитывая стремление короля самому править страной, поддерживать в нем убежденность в том, что все важные решения тот принимает единолично. При этом главный финансист не боялся оставаться в тени своего венценосного господина: он служил ему с такой преданностью, с какой собака служит своему хозяину, и питал к нему любовь, граничившую с обожанием.

Занимая один из самых высоких постов при дворе, Кольбер, конечно же, не мог не участвовать в придворных интригах. Он вел нескончаемую «тихую» войну то со своим предшественником, обер-интендантом финансов Никола Фуке, то с военным министром Лувуа. В большинстве случаев победа в этой борьбе оставалась на его стороне, и он неуклонно шел к осуществлению намеченных им трех целей: приведению в порядок финансов страны, поднятию французского земледелия и развитию торговли и промышленности.

Благодаря Кольберу во Франции была введена строгая отчетность в поступлении и расходовании государственных доходов, привлечены к уплате земельного налога все незаконно уклонявшиеся от него, увеличены налоги на предметы роскоши, за счет чего наполнялась королевская казна. Чтобы сократить постоянный разрыв между государственными доходами и расходами, он серьезно занимался сокращением долгов и оздоровлением бюджета за счет развития производительных сил страны в сфере земледелия, торговли и промышленности. Он покровительствовал различным торгово-морским компаниям, основывал государственные мануфактуры, организовывал колонизацию земель.

Для активизации внутренней торговли Кольбер приказал проложить дороги и уничтожил таможни между отдельными провинциями. Он обеспечил создание большого торгового и морского флота, способного соперничать с английским и голландским, основал Ост-Индскую и Вест-Индскую торговые компании, а в Америке, в нижнем течении Миссисипи, при нем была основана французская колония, названная в честь короля Луизиадой. Немало внимания главный финансист Людовика XIV уделял и развитию искусства и науки: снаряжал исследовательские экспедиции, приумножал фонды королевской библиотеки и ботанического сада, основал Академию наук, Академию пластического искусства и музыки и другие. Фактически этот талантливый и энергичный человек управлял всеми сферами жизни страны, кроме военной и внешней политики.

Все меры, предпринимаемые Кольбером в течение тех 18 лет, когда он занимал пост министра финансов, приносили государству громадные доходы. Но беспрестанные разрушительные войны, которые вел Людовик XIV, а также непомерные расходы на содержание его двора и строительство дворца в Версале уничтожили большинство достижений выдающегося финансиста. Чтобы наполнить королевские сундуки казной, ему приходилось снова и снова поднимать налоги, вызывая тем самым недовольство масс, которое фокусировалось на его персоне. Да и сам король в конце концов перестал благоволить к своему министру, так что последние годы жизни стали для Кольбера были нелегкими – его блестящая карьера разрушилась, его «тихая» война с Лувуа закончилась поражением.

Кольбер стал распоряжаться финансовым хозяйством Франции с 1665 года. До этого финансами страны занимался еще один ставленник Мазарини – Никола Фуке, не менее блестящий финансист того времени, человек умный и честолюбивый. Возможно, он так и продолжал бы исполнять свои обязанности, если бы не перешел дорогу сразу двоим – королю и Кольберу. Фуке, пользовавшийся доверием не только у банкиров Франции, но и других стран Европы, имел поистине сверхъестественные способности получать огромные кредиты. Его возможности по добыванию денег казались неисчерпаемыми. Словно фокусник, он с легкостью затыкал одну дыру в государственном бюджете за другой. К примеру, только на первые шесть месяцев 1661 года казне потребовалась огромная по тем временам сумма в 20 миллионов ливров, и Фуке сумел ее раздобыть.

В начале единоличного правления Людовика XIV положение суперинтенданта Фуке казалось весьма прочным. Король не только доверял ему свою казну, но и поручал ряд сложных дипломатических переговоров, в частности по достижению соглашения о женитьбе короля Карла II на португальской принцессе, по решению вопроса о продаже англичанами Дюнкерка Франции. Все было бы хорошо, если бы не безграничная страсть Фуке… к прекрасному. По словам историка Жоржа Ленотра, «он собирал роскошную мебель, редчайшие ткани, прославленные картины, знаменитые античные мраморы» и не просто коллекционировал всю эту красоту, но и гениально умел ошеломить ею. Именно таким, поражающим самое смелое воображение, стал его дворец в Во с несравненным по красоте и масштабам парком. В один из жарких августовских дней 1661 года сказочное поместье посетил король со своей свитой. Фуке встретил гостей с необычайной пышностью. Достаточно сказать, что, когда их кареты ехали по центральной аллее парка, по обеим сторонам ее сто фонтанов различной высоты образовали две прохладные водяные стены. Для ужина, поражавшего гастрономической роскошью и обошедшегося Фуке в непостижимую сумму – 120 тысяч ливров, было накрыто 80 столов, сервированных 500 дюжинами серебряных тарелок и 36 дюжинами блюд. А на стол Людовика XIV был поставлен сервиз из массивного золота. Но вместо восхищения он вызвал только раздражение королевской семьи, ведь ее собственная золотая посуда была переплавлена для оплаты расходов на Тридцатилетнюю войну. Потом было дано представление в зеленом театре, а после него устроен фантастический фейерверк.

Уезжая из Во, Людовик XIV холодно поблагодарил хозяина и сказал лишь: «Ждите от меня известий». Видимо, уже тогда Фуке понял, как был неосторожен в демонстрации своего богатства. Он не учел, что его желание произвести на короля благоприятное впечатление только усилило в том чувство ревности и враждебности. Ведь король сам желал создать новый стиль, новую архитектуру и новую моду, которые были бы примером для других, а его подданный его опередил. К тому же на фоне роскоши поместья в Во стала очевидна относительная «бедность» королевского дворца. Неслучайно, описывая великолепие особняка суперинтенданта, Кольбер подчеркивал: «Все эти здания, мебель, серебро и другие украшения были предназначены для каких-то финансистов и откупщиков, на это тратили немыслимые деньги, в то время как здания Его Величества часто ремонтировались с запозданием из-за нехватки средств, королевские дома почти не имели обстановки и для спальни короля не нашлось даже пары серебряных подставок под поленья». Тем самым Фуке как будто осмелился поставить себя выше монарха.

Кроме того, суперинтендант позволил себе вторгнуться в святая святых – интимную жизнь короля. Он предложил его фаворитке Луизе де Лавальер 200 тысяч франков за политическое влияние на Людовика. Но оскорбленная девушка категорически отказалась. Тогда Фуке, рассыпаясь в любезностях, стал говорить с ней о бесчисленных и неоценимых достоинствах ее венценосного возлюбленного, чем вызвал слепую и жесткую ревность у короля. Еще одной роковой ошибкой суперинтенданта стала продажа господину д’Арле должности генерального прокурора парижского парламента. Это делало его почти неуязвимым для системы правосудия, но только не для гнева короля. Оказывается, Людовик XIV уже давно собирал на Фуке компромат: «Недолго я находился в неведении его недобросовестности. Он не мог остановиться и продолжал свои непомерные расходы, строил укрепления, украшал дворцы, интриговал, передавал своим друзьям важные должности, покупаемые на мои средства, – и все это в надежде вскоре стать суверенным правителем государства». Последнее обстоятельство особенно важно: оказывается, король опасался, что его самый близкий подданный может замахнуться на его трон.

В сентябре 1661 года Фуке был арестован, о чем Людовик XIV тут же сообщил нескольким знатным вельможам: «Господа, я велел арестовать суперинтенданта. Наступило время, когда я сам стал заниматься своими делами. Я решил арестовать его четыре месяца назад. Если я откладывал исполнение этого намерения до сегодняшнего дня, то лишь для того, чтобы нанести удар в такой момент, когда он сочтет себя наиболее почитаемым как государством, так и собственными друзьями». Придворные с ужасом вдруг увидели истинный характер монарха, в котором смешались скрытность, злопамятность и зависть, и долго потом помнили этот наглядный урок, который преподал им «король-солнце». Однако, им, как и суду, пришлось признать, что многие обвинения против Фуке, который нередко путал государственную казну со своей собственной, были абсолютно справедливы. Ему был вынесен жестокий приговор – изгнание. Узнав о нем, король гневно сказал: «Если бы его приговорили к смерти, я позволил бы ему умереть». Людовик не мог допустить изгнания из страны человека, который знал слишком много «секретов государства», и поэтому заменил его пожизненным заключением. Остаток своей жизни Фуке пришлось провести вдали от своего сказочного поместья, в мрачной тюрьме маленького городка Пиньероля. Многие историки сегодня убеждены, что именно суперинтендант Людовика XIV был тем самым загадочным узником в «железной маске», о котором на протяжении трех столетий было сложено множество легенд.

После истории с Фуке уже никто из придворных не рисковал открыто соперничать с королем. Они воочию убедились в том, что Людовик XIV способен взять все бразды правления в свои руки и действовать быстро и энергично. Тем не менее королю все же приходилось сталкиваться с самоуправством некоторых министров, особенно военного, маркиза Франсуа Мишеля ле Телье де Лавуа, инициативность которого не всегда совпадала с пожеланиями Людовика. Будучи достаточно квалифицированным военным специалистом, он в то же время в качестве одной из основных мер при проведении внешнеполитических акций считал жестокость. Поэтому он часто настаивал на проведении репрессий на завоеванных землях. Именно по его приказу французскими солдатами был сожжен германский Пфальц, такую же участь он уготовил и Триру. Но король дважды решительно воспрепятствовал ему в этом. Не смирившись с отказом, Лувуа решил поставить его перед свершившимся фактом, сказав, что приказ об уничтожении города уже отдан. Разгневанный Людовик с каминными щипцами в руках бросился на него и под страхом смерти потребовал немедленно остановить кровавую расправу.

Вместе с тем король хорошо понимал, что талантливый Лувуа немало способствовал престижу французского государства на международной арене, ценил его как человека, который реформировал французскую армию. Ведь это именно он с одобрения Людовика XIV ввел рекрутские наборы солдат, создав тем самым постоянную армию, численность которой в военное время достигала 500 тысяч человек – непревзойденный по тем временам показатель в Европе. В ней царила образцовая дисциплина, новобранцы систематически обучались, а каждый полк имел свое, особое обмундирование. По инициативе Лувуа использовавшаяся до того на вооружении пика была заменена штыком, привинченным к ружью, построены казармы для постоянного проживания солдат, провиантские магазины и госпитали, учреждены корпус инженеров и несколько артиллерийских училищ. А еще при нем по проекту талантливого инженера Вобана было возведено более 300 (!) сухопутных и морских крепостей, проводились каналы, сооружались плотины. Но, несмотря на все эти достижения, Людовик к концу 1680-х годов накопил немало поводов для недовольства своевольным министром. По словам Сен-Симона, в тот самый день, когда пятидесятилетний Лувуа скоропостижно скончался, король велел приготовить приказ о его аресте и заточении в Бастилию.

Существенные изменения при Людовике XIV претерпело и управление провинциями. Король лишил там властной базы губернаторов – традиционных представителей короны, принадлежавших к высшему дворянству. Теперь они могли только с согласия короля ездить в управляемые ими области, а многие их обязанности были переданы королевским интендантам, которые сыграли неоценимую роль в концентрации власти и усилении авторитета короля в провинциях.

Абсолютную власть государя и полное подчинение ему подданных Людовик XIV считал чуть ли не Божьей заповедью. Он говорил: «Во всем христианском учении нет более четко установленного принципа, чем беспрекословное повиновение подданных тем, кто над ними поставлен». Но, требуя повиновения и должного исполнения своих обязанностей от других, Людовик XIV был достаточно требователен и к самому себе. Свое «королевское ремесло» он исполнял добросовестно. В его представлении оно было связано с постоянным трудом, с необходимостью церемониальной дисциплины, сдержанности в публичном проявлении чувств, строгого самоконтроля.

Даже развлечения его были во многом государственным делом, их пышность поддерживала престиж французской монархии в Европе. Обычно в определенные дни недели неукоснительно проходили регулярные заседания различных секций Королевского совета. Лишь к концу правления Людовика XIV ритм этих заседаний замедлился, и он стал бывать на них все реже и реже. Но даже когда участие короля в государственных делах было минимальным, как в случаях с решением специфических экономических вопросов, главный финансист страны Кольбер всегда подчеркивал личную его заинтересованность в этих вопросах. И подданные воспринимали это как возвращение к нормальному правлению после полувекового засилья первых министров и фаворитов. Так что самостоятельное правление Людовика XIV в целом воспринималось современниками с одобрением.

Из книги …Para bellum! автора Мухин Юрий Игнатьевич

Государство – это я «В газете «Дуэль» № 19 за 1996 г. Ю. Мухин, в статье «Надо ли всех объявлять евреями», разбирая «еврейский вопрос», коснулся и «русской души», в частности её отрицательной черты: неуважения к предкам, что, якобы, и страна распалась из-за этого. Другие нации

Из книги Третий Проект. Том I `Погружение` автора Калашников Максим

Государство – это все Александр Сергеевич Пушкин однажды назвал государство в России «единственным европейцем». Оно культурно, цивилизованно, способно взаимодействовать с Европой. А народ – темен, страшен и невежествен. Вспомним-ка по этому поводу еще одни пушкинские

Из книги История Средних веков. Том 1 [В двух томах. Под общей редакцией С. Д. Сказкина] автора Сказкин Сергей Данилович

Государство После падения Западной Римской империи Византия выступала как единственная законная наследница Рима и претендовала на господство во всем цивилизованном мире. Идея всемирной монархии с центром в Константинополе жила и в варварских королевствах Запада,

Из книги Повседневная жизнь папского двора времен Борджиа и Медичи. 1420-1520 автора Эрс Жак

Из книги Другая история науки. От Аристотеля до Ньютона автора Калюжный Дмитрий Витальевич

Государство Сегодня нет никаких прямых сведений об устройстве и действии общественного механизма какого-либо общества этого периода (письменности еще не было). Поэтому обычно делают реконструкцию на основе таких материальных свидетельств, как жилища, орудия труда,

Из книги Монархи-долгожители автора Рудычева Ирина Анатольевна

«Государство – это Я!» Эта фраза, которую приписывают Людовику XIV, давно стала крылатой. Долгое время в этих словах усматривали лишь образец эгоцентризма, монаршего самомнения и вседозволенности. В действительности же она была адресована парламентариям и звучала так:

Из книги История Древнего Востока автора Авдиев Всеволод Игоревич

Государство Шан-Инь Древнейшим периодом китайской истории, который в настоящее время можно изучать на основании документов и археологических данных, является период существования государства Шан-Инь. По традиционной китайской хронологии, эта эпоха обычно относится к

Из книги История философии. Древняя Греция и Древний Рим. Том I автора Коплстон Фредерик

Из книги Гитлер автора Штайнер Марлис

Государство Государство для Гитлера – как и партия, как и экономика – всегда было лишь средством для увековечивания «расы» и создания новой империи германской нации.Из осторожности он избегал четких высказываний на эту тему, изложив их только в своем завещании. Так, в 1920

Из книги Книга 2. Меняем даты - меняется всё. [Новая хронология Греции и Библии. Математика вскрывает обман средневековых хронологов] автора Фоменко Анатолий Тимофеевич

14.3. Средневековые наваррцы - это «античные» спартанцы Средневековое Афинское государство каталанцев - это «античное» Афинское государство 78а. ВОЕННОЕ ГОСУДАРСТВО НАВАРРЦЕВ В XIV ВЕКЕ Н.Э. Наваррцы известны в истории средневековой Греции как воинственная «банда

Из книги Великое княжество Литовское автора Левицкий Геннадий Михайлович

Чье же это государство? В последние годы в некоторых исторических работах и средствах массовой информации настойчиво проводится мысль, что Великое княжество Литовское было белорусским государством. В связи с этим попытаемся выяснить, что стояло за термином «Белая Русь»

Из книги Имитаторы. Иллюзия «Великой России» автора Казинцев Александр Иванович

Часть I ГОСУДАРСТВО? ГДЕ ВЫ ВИДИТЕ ГОСУДАРСТВО?!

Из книги Быстьтворь: бытие и творение русов и ариев. Книга 1 автора Светозаръ

Государство В отличие от Державы, которая функционирует благодаря духовному руководству жрецов, самоуправлению Родов, Общин и Племён, а также защите их кастой правителей и профессиональных воинов, государство функционирует благодаря наличию власти в руках

Из книги Твоя Конституция автора Ефремцев Сергей Викторович

Из книги Русское влияние в Евразии. Геополитическая история от становления государства до времен Путина автора Леклерк Арно

Государство Carr? Jean-Michel: Poutine: le parrain de toutes les Russies, Fondation Saint Simon, Paris, 2008Favarel-Garrigues Gilles, Rousselet Cathy: La soci?t? russe en qu?te d’ordre avec Vladimir Poutine?, Autrement, Paris, 2004Kalika Arnaud: L’Empire ali?n?. Le syst?me du pouvoir russe, CNRS Editions, Paris, 2008Ladous R?gis: De l’?tat russe ? l’?tat sovi?tique 1825–1941, SEDES, Paris, 1990Mendras Marie: Comment fonctionne la Russie? Le politique, le bureaucrate et

Из книги Почему одни страны богатые, а другие бедные [Происхождение власти, процветания и нищеты] автора Аджемоглу Дарон

Государство - это кто? Случаи Зимбабве, Сомали и Сьерра-Леоне, хоть и типичны для бедных стран Африки и, возможно, Азии, все же представляются исключительными. А как насчет Латинской Америки? Можно ли с уверенностью сказать, что в Латинской Америке нет несостоятельных